— Нет.

   — Хорошо. Сейчас мы пойдем в Яму, которую вы рано или поздно полюбите. Это…

   Кристина фыркает:

   — Яма? Отличное название.

   Четыре подходит к Кристине и наклоняется к ее лицу. Его глаза сужаются, и мгновение он просто смотрит на нее.

   — Как тебя зовут? — тихо спрашивает он.

   — Кристина, — пищит она.

   — Вот что, Кристина, — шипит он, — если бы я хотел мириться с наглецами-правдолюбами, я бы вступил в их фракцию. Вот первый урок, который я тебе преподам: держи язык за зубами. Поняла?

   Она кивает.

   Четыре идет к тени в конце тоннеля. Толпа неофитов следует за ним.

   — Вот придурок, — бормочет она.

   — Наверное, он не любит, когда над ним смеются, — отвечаю я.

   Пожалуй, с Четыре лучше быть поосторожнее, осознаю я. На платформе он казался безмятежным, но теперь его спокойствие чем-то меня настораживает.

   Четыре распахивает двойные двери, и мы входим в помещение, которое он назвал Ямой.

   — Ох, — шепчет Кристина. — Теперь понятно.

   «Яма» — самое подходящее название. Это подземная пещера, такая огромная, что я не вижу противоположной стороны со дна, на котором стою. Неровные каменные стены возвышаются над головой на несколько этажей. В них высечены ниши для еды, одежды, припасов и отдыха. Соединяют их узкие тропинки и лестницы, вырезанные из камня. Перил, чтобы люди не падали, нет.

   На одной из каменных стен лежит косой оранжевый луч. Крыша Ямы сделана из стеклянных панелей, а над ней возвышается здание, которое впускает солнечный свет. Наверное, оно казалось обычным городским зданием, когда мы проезжали мимо на поезде.

   Голубоватые фонари, такие же как в Зале выбора, с неравными промежутками висят над каменными тропинками. Их свет становится ярче по мере захода солнца.

   Люди повсюду, все в черном, все кричат и разговаривают, оживленно жестикулируя. Я не вижу в толпе пожилых. Существуют ли пожилые лихачи? Они не доживают до старости или их просто отсылают прочь, когда они больше не в состоянии прыгать с несущегося поезда?

   Стайка детей бежит по узкой тропке без перил так быстро, что у меня колотится сердце, и хочется крикнуть им, чтобы притормозили, пока не убились. Перед глазами вспыхивает воспоминание об упорядоченных улицах Альтруизма: колонна людей справа проходит мимо колонны людей слева; скупые улыбки, склоненные головы и тишина. У меня сводит живот. Но в хаосе Лихости есть нечто чудесное.

   — Идите за мной, — говорит Четыре, — и я покажу вам пропасть.

   Он манит нас вперед. Его лицо кажется довольно заурядным по стандартам лихачей, но, когда он поворачивается спиной, из-под воротника его футболки выглядывает татуировка. Он ведет нас к правой стороне Ямы, отчетливо темной. Я щурюсь и вижу, что пол, на котором я стою, кончается железным заграждением. Мы подходим к перилам, и я слышу рев — это вода, стремительно несущаяся вода разбивается о камни.

   Я выглядываю за край. Пол обрывается под острым углом, и в нескольких этажах ниже мчится река. Неукротимый поток разбивается о стену и брызжет вверх. Слева от меня вода спокойнее, зато справа — сплошь белая, пенящаяся на камнях.

   — Пропасть напоминает нам о тонкой грани между отвагой и глупостью! — кричит Четыре. — Безрассудный прыжок с этого уступа оборвет вашу жизнь.