— Они не мои дружки. — Уилл ставит тарелку на стол. — То, что мы были в одной фракции, еще не означает, что мы ладим. К тому же Эдвард и Майра встречаются, и я не хочу быть третьим лишним.

   Эдвард и Майра, оставшиеся переходники-эрудиты, сидят в двух столах от нас, так близко, что стукаются локтями, разрезая пищу. Майра прерывается, чтобы поцеловать Эдварда. Я осторожно наблюдаю за ними. До сих пор я всего несколько раз видела, как люди целуются.

   Эдвард поворачивает голову и прижимается губами к губам Майры. Я выпускаю воздух сквозь сжатые зубы и отворачиваюсь. Часть меня хочет, чтобы им сделали замечание. Другая часть с ноткой отчаяния задумывается, каково это — ощущать прикосновение чужих губ.

   — Обязательно выставлять себя напоказ? — спрашиваю я.

   — Она просто поцеловала его, — хмурится Ал. Когда он хмурится, густые брови касаются его ресниц. — Можно подумать, они голые.

   — Поцелуи — не то, чем занимаются на людях.

   Ал, Уилл и Кристина с пониманием улыбаются.

   — Что? — спрашиваю я.

   — Это в тебе Альтруизм говорит, — поясняет Кристина. — Остальные не против капельки нежностей на людях.

   — Вот как? — Я пожимаю плечами. — Что ж… наверное, мне придется с этим смириться.

   — Или можешь оставаться фригидной. — Зеленые глаза Уилла лукаво блестят. — Ну, знаешь. Если хочешь.

   Кристина бросает в него булочку. Он ловит ее и вгрызается зубами.

   — Не обижай ее, — произносит она. — Фригидность дана ей от природы. Примерно как всезнайство — тебе.

   — Я не фригидная! — восклицаю я.

   — Не стоит так переживать, — замечает Уилл. — Это ужасно мило. Смотри, ты вся раскраснелась.

   От его слов я еще гуще заливаюсь краской. Все хихикают. Я выдавливаю из себя смешок, и через несколько мгновений он становится искренним.

   Как хорошо снова смеяться.

   После обеда Четыре ведет нас в новую комнату. Просторную, с потрескавшимся и скрипучим деревянным полом и большим кругом, нарисованным посередине. На левой стене — зеленая доска для записей мелом. Учительница Нижних ступеней пользовалась подобной, но с тех пор я их не видела. Возможно, это как-то связано с приоритетами Лихости: обучение важнее технологии.

   Наши имена написаны на доске в алфавитном порядке. Вдоль одной из стен через трехфутовые интервалы висят выцветшие черные боксерские груши.

   Мы выстраиваемся за ними, и Четыре встает посередине, у всех на виду.

   — Как я уже говорил утром, — произносит Четыре, — далее вам предстоит освоить борьбу. Цель — научить вас действовать, научить ваше тело отвечать на опасности и угрозы, а это потребуется, если вы намерены жить в Лихости.

   Совершенно не представляю себе жизни в Лихости. Единственное, о чем я могу думать, — как пройти инициацию.

   — Сегодня мы разучим технику, а завтра вы начнете сражаться друг с другом, — говорит Четыре. — Поэтому советую быть внимательными. Кто не будет ловить на лету, должен готовиться к синякам.

   Четыре называет несколько разных ударов, демонстрируя их сначала в воздухе, затем с боксерской грушей.

   Я успеваю за остальными. Как и в случае с пистолетом, мне нужно несколько попыток, чтобы разобраться, как правильно держаться и двигаться.