29

         И всадник, кровью истекая,

         Лежал без чувства на земле;

         В устах недвижность гробовая,

         И бледность муки на челе;

         Казалось, час его кончины

         Ждал знак условный в небесах,

         Чтобы слететь, и в миг единый

         Из человека сделать – прах!

         Ужель степная лишь могила

         Ничтожный в мире будет след

         Того, чье сердце столько лет

         Мысль о ничтожестве томила?

         Нет! нет! ведь здесь еще Селим…

         Склонясь в отчаяньи над ним,

         Как в бурю ива молодая

         Над падшим гнется алтарем,

         Снимал он панцырь и шелом;

         Но сердце к сердцу прижимая,

         Не слышит жизни ни в одном!

         И если б страшное мгновенье

         Все мысли не убило в нем,

         Судиться стал бы он с творцом

         И проклинал бы провиденье!..

30

         Встает, глядит кругом Селим:

         Всё неподвижно перед ним!

         Зовет: – и тучка дождевая

         Летит на зов его одна,

         По ветру крылья простирая,

         Как смерть, темна и холодна.

         Вот, наконец, сырым покровом

         Одела путников она,

         И юноша в испуге новом!

         Прижавшись к другу с быстротой:

         «О, пощади его!.. Постой! —

         Воскликнул он, – я вижу ясно,

         Что ты пришла меня лишить

         Того, кого люблю так страстно,

         Кого слабей нельзя любить!

         Ступай! Ищи других по свету…

         Все жертвы бога твоего!..

         Ужель меня несчастней нету?

         И нет виновнее его?»

31

         Меж тем, подобно дымной тени,

         Хотя не понял он молений,

         Угрюмый облак пролетел.