Любовь для неба и земли святыня,

         И только для людей порок она!

         Во всей природе дышит сладострастье;

         И только люди покупают счастье!

* * *

         Прошло два года, всё кипит война;

         Бесплодного Кавказа племена

         Питаются разбоем и обманом;

         И в знойный день, и под ночным туманом

         Отважность их для русского страшна.

         Казалося, двух братьев помирила

         Слепая месть и к родине любовь;

         Везде, где враг бежит и льется кровь,

         Видна рука и шашка Измаила.

         Но отчего ни Зара, ни Селим

         Теперь уже не следует за ним?

         Куда лезгинка нежная сокрылась?

         Какой удар ту грудь оледенил,

         Где для любви такое сердце билось,

         Каким владеть он недостоин был?

         Измена ли причина их разлуки?

         Жива ль она иль спит последним сном?

         Родные ль в гроб ее сложили руки?

         Последнее «прости» с слезами муки

         Сказали ль ей на языке родном?

         И если смерть щадит ее поныне —

         Между каких людей, в какой пустыне?

         Кто б Измаила смел спросить о том?

         Однажды, в час, когда лучи заката

         По облакам кидали искры злата,

         Задумчив на кургане Измаил

         Сидел: еще ребенком он любил

         Природы дикой пышные картины,

         Разлив зари и льдистые вершины,

         Блестящие на небе голубом;

         Не изменилось только это в нем!

         Четыре горца близ него стояли,

         И мысли по лицу узнать желали;

         Но кто проникнет в глубину морей

         И в сердце, где тоска, – но нет страстей?

         О чем бы он ни думал, – запад дальный

         Не привлекал мечты его печальной;

         Другие вспоминанья и другой,

         Другой предмет владел его душой.