— Я, как Директор Службы внешней разведки, должен принести извинения за действия своего подчиненного, полковника Широкова, — сказал Прямиков.

— Значит, — сказал Прямиков, постукивая пальцем по профессиональной кассете, — из-за этой кассеты весь сыр-бор? Из-за нее наш уважаемый Владимир Викторович получил по голове?

— Так точно, Евгений Максимович, — ответил Джинн.

— М-да, любопытно. Сам по себе факт говорит о многом… Нашим оппонентам в Лэнгли, видимо, очень сильно нужна эта кассета, если они решились на силовую акцию в Москве.

Лодыгин провел рукой по голове и сказал:

— Можно раздуть грандиозный скандал. Даже во времена холодной войны такие выходки вызывали острейшую реакцию… Но нынешняя ситуация… — Лодыгин не договорил, оборвал фразу. — Остается констатировать факт, что костайницкую операцию штатники провели из рук вон плохо, непрофессионально. В группе Бороевича не было ни одного спеца.

— Почему? — спросил Мукусеев. Все посмотрели на него.

— Потому, — ответил Лодыгин, — что все фото-кино-видеодокументы в таких случаях непременно изымаются. А у этих, прошу меня простить, мудаков не хватило ума проверить видеокамеру…

— За что им огромное спасибо, — сказал Прямиков и побарабанил пальцами по кассете. Мукусеев смотрел на кассету как зачарованный. В этой пластиковой коробке спрятана разгадка гибели Виктора и Геннадия. За эту кассету уже заплатили своей жизнью десятки человек. Он сам попал под удар кастетом в Москве и под пули бандитов в Югославии. Он готов был снова пройти этим опасным путем, лишь бы иметь возможность увидеть запись. Прямиков перехватил взгляд Мукусеева и сказал:

— Насколько я понимаю, из всех присутствующих только Владимир Викторович да я не видели пока что этой записи.

— Евгений Максимович, — предостерегающе произнес Лодыгин.

— Я думаю, — сказал Прямиков, — что Владимир Викторович имеет на это право. Никто, надеюсь, не возражает?

Никто не возражал. Только Лодыгин заметил:

— Всякое право предусматривает еще и обязанность. Владимир Викторович — журналист, его профессия требует предания гласности полученной информации. Но в данном случае его обязанностью является сохранение тайны обо всем, что он услышит и увидит сегодня здесь.

— Если не будет принято иное решение, — добавил Прямиков. После этого он щелкнул кнопкой пульта, и по серому экрану «панасоника» пошла картинка.

…Мукусеев сразу узнал Костайницу.

Оператор снимал из машины — в кадре мелькал синий запыленный капот с буквами TV, трепетала тень невидимого флага. В левом нижнем углу экрана намертво впечатались показания таймера — 01.09.91., ниже время — 14:17. Звучал негромкий голос Булата, воспевающий Арбат… И вдруг ворвался голос Виктора. Родной голос Виктора произнес:

— Ну что, Гена, пообедаем или отработаем сначала сербские позиции?

— Давай уж отработаем.

— Давай, трудоголик ты наш. Пивка бы сейчас.

— Да, — согласился Курнев, — пивка бы не худо… В самый раз пивка бы.

Впереди показалась развилка. ТА САМАЯ развилка дорог. В сказках стоит на развилках камень вещий и предлагает путнику выбор. Небогатый, но предлагает… На развилке у Костайницы Сербской не было никакого камня. Камера, во всяком случае, его не зафиксировала. Развилка приближалась и машина заметно снизила скорость. Как будто Виктор решал: прямо ехать или повернуть направо?

Мукусееву хотелось закричать: «Направо! Поворачивай направо, Витька!…» Синий «опель» поехал прямо, туда, где вдали дорогу перегородила баррикада.