Изменить размер шрифта - +
И вот тогда обмануть тебя уже невозможно. Ты начинаешь понимать мотивы человека глубже, чем он сам. Он может считать, что в его жизни произошла некая роковая случайность, ошибка. Но ты уже точно знаешь, что к этой «случайности» он сам дорожку протаптывал, сам к ней шел… Я не скромничаю, Игорь Георгиевич, но прогнозов давать не хочу.

 

— Жалко… Как думаешь, Джинн, найдем?

— Вопрос, конечно, интересный. В окопах зарыли, говоришь? А ты знаешь, сколько там этих окопов?

— Нет, не знаю… Много?

— Как у дурака махорки. Все изрыто окопами, воронками, траншеями. Черт ногу сломит.

— Нам нужен засыпанный окоп.

— Тем хуже. За два года все заросло. Может статься — и следов не осталось.

— Что — совсем нет шансов?

— Не бери в голову, Володя — будем искать. Я живому Витьке спасибо не смог сказать, так хоть для мертвого постараюсь что-то сделать. Будем искать, Володя. А уж там — как выйдет.

 

— К сожалению, Игорь Георгиевич. Не потому, что Бороевич лжец. А потому, что он может добросовестно заблуждаться. Он болен, он озлоблен, он склонен во всем винить власти… Да и, в конце-то концов, он сам не видел захоронения. Он оперирует словами некоего третьего лица — Титовича, кажется?

— Да, некоего Драгана Титовича. Именно это меня и настораживает больше всего.

— Почему же?

— Потому, что Бороевича могли использовать втемную.

— Объясните.

— Этого Титовича могли сознательно подсадить к Бороевичу. С целью сделать из Бороевича информационную бомбу. Если это так, то информация может оказаться достоверной, и тела спрятаны именно в том месте, которое указал Титович.

— Довольно сложно, Игорь Георгиевич.

— Так ведь это не обычная уголовщина, Илья Дмитриевич. В практике разведки и контрразведки есть масса гораздо более изощренных примеров.

 

— Миротворцы, — процедил сквозь зубы Джинн. — Мать их в дышло!

— Не любишь «голубые каски»? — спросил Мукусеев.

— Любишь — не любишь… пустой разговор. Не надо было разжигать здесь, не пришлось бы вводить эти «каски».

— Думаешь?

— Знаю. Я здесь с апреля девяносто первого. Видел, как начиналось, как стравливали.

Они проехали мимо «снежной» бронемашины. Вдоль улицы стояли дома без стекол, многие — без крыш. Стены — в выбоинах, в выбоинах — асфальт…

— Ладно, — сказал Джинн. — Вон кафушка. Давайте-ка хлебнем кафу.

Он свернул к домику под красной черепичной крышей, с вывеской "Кафе-бар «Старт». Следом подкатил «пассат».

— В чем дело? — спросил Широков.

— Кофейку попьем, — ответил Мукусеев. Все вышли из машин, сели за столики под синими зонтами среди зелени вьющегося хмеля. Подошла официантка — черноволосая, крутобедрая, улыбчивая. Джинн заказал «кафу», «пепси» и «сладолед» — мороженое. Когда официантка (Как тебя зовут, красавица?… Улыбка в ответ белозубая: Лиляна.) принесла густой, черный кофе по-турецки и сделали по первому глотку обжигающего напитка убойной крепости, Джинн сказал:

— Остановку мы сделали не ради кофе. Я хочу провести маленький инструктаж по безопасности. Это необходимо потому, что мы уже находимся в зоне конфликта. Здесь стреляют. Зацикливаться на этом не нужно, но помнить надо всегда. Основную опасность представляют мины. Их здесь хватает, а вот карт минных полей нет.

Быстрый переход