Это да. На лицо я — типичный Иван Иванович Иванов, иного не заподозришь.

— Не знаю. Видимо, вы из другого поколения. В наши годы на юге государственный уже все знают. Совсем не редкость.

— А почему молчишь о вазири?

Моя нога пропускает шаг:

— Откуда…?

Видимо, лицо у меня донельзя потешное, поскольку он опять ржёт:

— Ты перед первой аттестацией сам мосты в своё время наводил. Помнишь?

Впиваюсь в него взглядом по второму кругу:

— Вы откуда знаете?! Тогда вы ещё отдельной службой были, в комитет вас потом вернули! Кстати, я по вазири аттестоваться не стал, если что.

И лицо его вроде бы знакомо, что ли? Но нет, я б такого запомнил.

— У нас свои возможности, — отвечает он уклончиво, заходя на второй круг по овальной аллее. — В общем, за скромность тебе тоже плюс.

— Вы сейчас так говорите, как будто я какой-то конкурс могу не пройти и остаться дома.

— А-ха-ха-ха-ха, — деда растаскивает от смеха прямо посреди дорожки. — Не можешь: ты его уже прошёл.

— Когда?

— Ещё до того, как сюда приехал.

— К чему тогда эта беседа сейчас? Какая её функция?

— Ну надо же познакомиться поближе, составить личное впечатление. Кстати, чтобы ты не думал, что я забыл. Почему о немецком молчишь?

— Так я его и не знаю! — чистая правда. — Он только в дипломе написан! Максимум, на улице объяснюсь и прочту что-нибудь со словарём. Я по нему тоже не аттестован, — напоминаю на всякий случай. — Оценку честно купил в своё время. Но на службе же реальное владение нужно, а не запись в дипломе.

— Для мест, где в ходу вазирвола, твой уровень немецкого очень даже продвинут, — хихикает тип, который до сих пор не представился. — В сочетании с прочим, ты просто идеален.

— Спаси Христос от вашей идеальности, — отворачиваюсь в другую сторону, чтобы не сказать и ему что-нибудь матом в рамадан (он тоже наверняка оразу держит, видно по нему). — Раз уж у нас такой откровенный разговор, а моя рязанская харя — не помеха в тех местах, где в ходу вазирвола.

Нет смысла корчить из себя дурака там, где даже мне многое понятно.

— Вообще-то, светловолосых там хватает, — задумчиво сообщает он. — Если постричь коротко — так и вообще сойдёт. Ну, плюс загар.

— А глаза? Дофига там голубоглазых блондинов?

— Тоже не ноль и не так мало, как ты думаешь. Говори, что понял, быстро.

Мужик резко тормозит, берёт меня за пуговицу и пристально впивается взглядом в переносицу.

— В тех местах, где в ходу вазирвола, сменилась сельскохозяйственная политика. Бородатые культиваторов мака, как и обещали, в этом сезоне призвали к порядку со всей тамошней бескомпромиссностью: смешно, конечно, но они реально говорят, что думают. Наркоты больше не будет — они не дадут. Тот случай, когда нет худа без добра.

— И-хи-хи-и-и… Продолжай, продолжай… Ты мне нравишься. И-хи-хи-и-и…

— Посевная сорвана, урожая теперь уже точно не будет. В результате во всём регионе резко меняется обстановка, от финансовых потоков до товарных и миграционных. Вот прямо сейчас, в режиме реального времени, меняется.

— И? — он только что не пританцовывает от энтузиазма.

— Таким, как вы, всегда больше всех надо. Видимо, появляются какие-то возможности, из моего кабинета невидимые. Вы стремитесь усесться на все ранее недоступные стулья. Доклад окончил.

— Почему не хотел ехать? — его лицо за секунду из весёлого становится стальным.