Один язык же считается, если формально. Отец тогда только умер, для меня принципиально было. А мужик в секторе попался, как вы — такой весь из себя литературный и кандагарский.
— Хм…
— Зло взяло. Извините, если что не то сказал.
Аттестоваться по вазирвола я в своё время действительно не стал вовсе не из прагматичных соображений, а исключительно в память об отце. Несмотря на солидную (по моим меркам) доплату.
Такой вот парадокс.
Но рассказывать об этом точно никому не хотел, тем более мужику, которого вижу первый раз в жизни.
Глава 2
— Я вернусь? — спрашиваю его напрямую по пути в аэропорт, откуда мы вылетаем в Кабул самым обычным рейсом первой авиакомпании страны.
— А есть сомнения?! — он вроде мягко стелет, но после такого очень часто бывает жёстко спать.
По мне, только в двух случаях они могут взять со стороны вообще незнакомого человека. Ибо это как в незнакомую машину перед ответственной гонкой усесться.
Первый вариант — если им требуется что-то шапошное, где действительно нужен лишь формальный набор качеств и знаний. Когда особых требований к личности нет в принципе — какая-нибудь механическая работа.
А вот второй…
Правды, как оказалось, никто заранее не говорит. Введение меня в курс уже там, в будущем, строго после прибытия, тоже на многое намекает.
— Вопрос снят. — По его глазам вижу, что нормального ответа не будет.
До самого взлёта мы не говорим друг другу ни слова.
* * *
— Я думал, будет жарко.
Кабул встречает семнадцатью градусами по Цельсию, что даже меньше, чем сейчас в моём родном городе. Хотя он не на одну тысячу километров севернее.
— Ночью вообще плюс восемь, — замечает «дядя», после чего долго и радостно обнимается с каким-то подскочившим к нам местным.
На меня они внимания не обращают.
Мы садимся в машину — растопырившуюся антеннами во все стороны тойоту-пикник, после чего встречающий очень долго сражается с пробками по пути к одной из междугородних трасс.
* * *
— Волноваться не о чем, — здешний товарищ километров через тридцать после Кабула наконец обращается ко мне, по-своему истолковав моё молчание. — Машина оборудована глушилками. Если будем проезжать мимо мины, радиосигнал на подрыв у той не сработает — у нас небедная компания и очень хорошая техника. Более девяноста процентов гарантии.
— Суровый у вас быт, — отвечаю из вежливости, старательно скрывая истинные чувства в свете услышанного.
— Бывает, — абориген возвращает свой взгляд на дорогу. — Подрываются обычно или нищета, у кого денег нет на глушилку, или на кого конкретный заказ. Там уже могут быть разные варианты.
— А на нас заказа нет? — спрашиваю местного.
— Да не должно бы, — задумывается он. — Аккуратно балансируем. Стараюсь ни с кем не ссориться.
— С другой стороны, в рамадан тоже должно быть тише, чем обычно, — недовольно замечает «дядя», развалившись на заднем сидении и попивая местную поддельную колу из бутылки, предложенной водителем. — Священный месяц чтут все. Здесь тебе не Европа.
Именно эти его слова мне и вспомнились через пару часов, когда вначале прямо перед глазами в салоне расцвело ещё одно солнце, а потом машину подбросил удар снизу.
А затем и вовсе наступила полная темнота.
* * *
Где-то совсем в другом месте и времени.
Сотрудник службы контроля внутренней миграции в наряде по проверке документов откровенно скучал. |