Я не могла не согласиться с ней. Когда мы вошли в ворота замка, Женевьева сказала:

– Тем не менее я рада, что мы нашли могилу Фиделя, мадемуазель.

– Да, и я тоже.

– Клод может составить нам конкуренцию, – сказала мне Женевьева, – ибо непременно выставит на продажу кое-что из своих нарядов, которых у нее несметное множество. И, конечно, каждый захочет купить платья, которые, как всем известно, были сшиты в Париже.

Местные музыканты под руководством Армана Бастида играли во второй половине дня. А когда начнет смеркаться, наступит время танцев.

Я действительно гордилась своими изделиями. Нашими первыми покупателями оказались дети Бастидов, которые удивленно ахали, находя на кружках свои собственные имена и считая это всего лишь случайным совпадением. Я принесла целую партию кружек, на которых не было никаких рисунков или надписей; заказов было хоть отбавляй.

Ярмарку открыл граф, что само по себе придавало ей особое значение. Это была первая ярмарка, которую он почтил своим присутствием после смерти графини. Кто-то заметил, что это можно считать знаменательным событием и что жизнь в замке теперь снова войдет в нормальную колею.

К нам заглянула Нуну и стала просить, чтобы я сделала кружку с ее именем. Я работала под голубым навесом и была рада жаркому солнцу, запаху цветов, звонкому гулу голосов и непрерывному смеху. Словом, я чувствовала себя счастливой.

Граф, проходя мимо, остановился понаблюдать за моей работой.

– О, папа, ну разве она не прелесть? – воскликнула Женевьева. – И так быстро все делает. Хотите кружку со своим именем?

– Да, конечно!

– Вашего имени на готовых кружках, похоже, нет. Вы не писали имя «Лотэр», мадемуазель?

– Нет, я не думала, что оно понадобится.

– И вы ошиблись, мадемуазель Лоусон.

– Да-да! – радостно согласилась Женевьева, как будто она, как и ее отец, была очень довольна тем, что я наконец-то допустила промах. – Тут вы ошиблись.

– К счастью, оплошность легко исправить, но, естественно, за солидное вознаграждение, – парировала я.

– Согласен.

Он облокотился на прилавок, пока я выбирала кружку.

– Какой цвет вы предпочитаете?

– Пожалуйста, выберите сами. Я уверен, что у вас прекрасный вкус.

Я внимательно посмотрела на него.

– Пурпур, я думаю, пурпур с золотом.

– Королевские цвета? – спросил он.

– Да, думаю, они будут наиболее подходящими. Собралась небольшая толпа, наблюдавшая, как я расписывала кружку для графа. То здесь, то там пробегал одобрительный шепот.

У меня возникло ощущение, будто голубой навес над нашим прилавком ограждает меня от всего неприятного. Да, в тот день я действительно была счастлива.

И вот кружка с его именем была готова – все буквы пурпурного цвета, надстрочный значок над предпоследней буквой и точка в конце имени – золотые. А затем, словно в каком-то забытье, нарисовала под его именем золотую королевскую лилию.

– Вот, – сказала я, – как раз то, что надо.

– Вы должны заплатить за это, папа.

– Если мадемуазель Лоусон назовет цену.

– Возьмите с него побольше, мадемуазель, прошу вас, ведь в конце концов это был специальный заказ.

Послышались возгласы изумления, когда граф бросил деньги в миску, которую Женевьева поставила на прилавок. Я была уверена, что он специально поступил так, чтобы собранная нами в пользу монастыря сумма была самой большой среди прочих пожертвований.