Он оборвал фразу и вскрикнул от боли, когда дуло автоматической винтовки глубоко вошло в жирную складку на его шее.

– Считаю до трех, – равнодушно произнес Николсон. Однако он не чувствовал себя равнодушным. Мертвый Кисеки ему был не нужен. – Один... два...

– Стоп! – Кисеки выпрямился в кресле, отклоняясь от давления дула карабина, и стал быстро говорить.

Немедленно над столом появились руки ладонями вверх, как и приказал Николсон.

– Вы знаете, кто мы? – продолжал Николсон.

– Знаю. – Кисеки говорил по‑английски медленно и с трудом, но достаточно хорошо. – Вы с английского танкера «Вирома». Дураки, сумасшедшие дураки. На что вы надеетесь? Вы можете и сейчас сдаться. Я обещаю вам...

– Заткнитесь! – Николсон кивнул на людей, сидевших по обе стороны от Кисеки: на армейского офицера и индонезийца с темным лицом и двойным подбородком, с безупречно расчесанными на пробор черными волосами, в хорошо сшитом сером костюме. – Кто эти люди?

– Мой заместитель и мэр Бантука.

– Мэр Бантука, а? Насколько я понимаю, ваше сотрудничество идет успешно.

– Не знаю, о чем вы говорите. – Кисеки смотрел на Николсона щелками своих глаз. – Мэр – член нашей великой восточно‑азиатской сферы совместного процветания.

– Ради бога, заткнитесь!

Николсон обвел взглядом остальных сидевших за столом: два‑три офицера, шестеро китайцев, араб и несколько яванцев, – затем вернулся к Кисеки:

– Вы, ваш заместитель и мэр останетесь здесь. Остальные – в гардеробную.

– Сэр! – тихо обратился Маккиннон со своего места у одного из окон. – Они идут по дорожке к дому.

– Поспешите. – Николсон снова вдавил винтовку в шею Кисеки. – В гардеробную, и побыстрее. Скажите им.

– В этот ящик? Там нет воздуха. – Кисеки притворно ужаснулся. – Они там задохнутся.

– Или умрут прямо здесь. У них есть выбор. – Николсон еще сильнее надавил на винтовку, палец на спусковом крючке побелел. – Но первым будете вы.

Через полминуты в комнате стало тихо и почти пусто. Три человека сидели во главе банкетного стола, а одиннадцать человек набились в маленькую комнатку, и дверь за ними заперли. Маккиннон прижался к стене рядом с открытой двойной дверью, а Николсон стоял у открытой двери в боковой коридор. Он встал так, чтобы видеть входные двери через щель между своей дверью и косяком, а винтовку направил прямо в грудь полковника Кисеки, который получил от него указания. Полковник Кисеки жил слишком долго и видел слишком много отчаявшихся и непреклонных людей, чтобы не понимать, что Николсон пристрелит его, как собаку, едва только заподозрит, что его собираются обмануть. Жестокость полковника Кисеки равнялась его мужеству, но он не был дураком. Он намеревался точно исполнить приказанное ему.

Николсон услышал плач маленького Питера, усталое обиженное хныканье, когда солдаты перешли гравийную дорожку и поднялись по ступеням к портику. Он сжал губы. Кисеки поймал его взгляд и напрягся в ожидании пули, потом увидел, как Николсон покачал головой, и заметно расслабился. Шаги пересекли холл, затихли у двери и опять раздались, когда Кисеки прокричал приказ. Через мгновение японский конвой из шести человек оказался внутри комнаты, толкая перед собой трех пленников.

Впереди шел, волоча ноги, капитан Файндхорн. Солдаты держали его под обе руки, ноги его волочились по полу, мертвенно‑бледное лицо исказилось от боли, дыхание было хриплым и учащенным. Едва солдаты остановились, они отпустили его руки. Он покачнулся назад и вперед, налитые кровью глаза закатились, он перегнулся и медленно упал на пол, впав в милосердное забвение.