– Сомневаться не приходится, сэр. – Голос был мягкий, подчиняющийся без усилий (замечательное дополнение к манере ходить и держать себя), но имел особый, глубокий тембр, позволявший обладателю быть уверенным, что его легко услышат даже в полной говорящих людей комнате или на сильном ветру. Николсон указал рукой в открытую дверь: – Все признаки налицо. На барометре всего двадцать восемь и пять, на ноль семьдесят пять ниже, чем час назад. Приближается, как летящий камень. Время года неподходящее. Я никогда не слышал о тропическом шторме в этих широтах, но опасаюсь, что на нас немножко подует.

– Вы просто гений в умении смягчать выражения, мистер Николсон, – сухо сказал Файндхорн, – и не говорите о тайфуне так неуважительно: «на нас немножко подует». Тайфун может вас услышать. – Он помолчал, улыбнулся и почти весело продолжал: – Надеюсь, что он вас услышит, мистер Николсон. Он послан Богом.

– Безусловно, – пробормотал Николсон. – И дождь. Будет ведь сильный дождь?

– Будет лить как из ведра, – с удовлетворением сказал капитан Файндхорн. – Дождь, открытое море и ветер в десять или одиннадцать баллов. И навряд ли хоть одна душа в японских сухопутных силах или военно‑морском флоте увидит нас этой ночью... Какой у нас курс, мистер Николсон?

– Сто тридцать градусов, сэр.

– Будем придерживаться его. Пролив Каримата мы должны пройти к полудню завтрашнего дня, а потом наши шансы поднимутся. Мы свернем с курса только если возникнет опасность встретиться с их великим флотом. И мы ни за что не повернем назад. – Глаза капитана Файндхорна оставались безмятежными. – Думаете, кто‑то будет нас искать, мистер Николсон?

– Кроме пары сотен самолетов и всех кораблей в Южно‑китайском море, никто. – Николсон слегка улыбнулся, улыбка коснулась морщинок у глаз и исчезла. – Сомневаюсь, что хоть кто‑то из наших маленьких желтых дружков в радиусе пятисот миль не знает, что прошлой ночью мы вырвались из Сингапура. Мы – самая лакомая добыча после того, как ушел на дно «Принц Уэльский», и размах поисков будет соответствующим. Они прочешут все выходы – Макасар, Сингапур, Дуриан и Рио, и представители их высшего командования будут закатывать истерики и дюжинами бросаться на свои мечи.

– Но они никогда не догадаются проверить проливы Тжомбал и Темианг?

– Полагаю, что они достаточно разумны и делают нам честь, считая нас такими же разумными, – задумчиво произнес Николсон. – Ни один разумный человек не направит такой крупный танкер ночью через эти воды, во всяком случае не с такой осадкой, как у нас, да еще когда вокруг ни огонька.

Капитан Файндхорн склонил голову в полукивке‑полупоклоне:

– У вас весьма милая манера говорить комплименты самому себе, мистер Николсон.

Николсон промолчал, повернулся и прошел на другую сторону капитанского мостика мимо рулевого и Вэнниера, четвертого помощника. Его шаги по палубе были почти не слышны, напоминая шелест падающих листьев. На дальнем конце капитанского мостика он остановился, посмотрел на находящийся вдали в солнечном мареве остров Линга, словно тающий в розовом свете, и снова повернулся. Вэнниер и рулевой молча смотрели на него усталыми глазами, пытаясь угадать, о чем он думает.

Над их головами иногда слышался приглушенный звук голосов или шаги бесцельно бродивших людей. Там, наверху, находились расчеты пулеметчиков двух башенных установок, «гочкис» 5‑го калибра, удачно расположенных на палубе у бортов. Старые пулеметы, очень старые, с малой убойной силой. Они не отличались особой точностью стрельбы и годились лишь для поддержки морального духа тех, кому никогда не приходилось использовать их для защиты от противника.