- Процветаем, - вздохнул в тон гостям хозяин. – Ныне торг аж захлебнулся в товарах. Не знаю как там мечники, но купцы разжились на Святославовых походах, это точно.

- А ты неужто обнищал, боярин? – спросил почти зло Натан.

- Понимаю твою обиду, уважаемый рабби, - вздохнул боярин. – Но не на ту голову она пролилась. Я в ближниках при великом князе не хожу, а значит и моя доля в его добыче самая малая. Ныне христиане в Киеве не в почете, иные уже успели в старую веру переметнуться, как тот же боярин Семага, но я Христу не изменю.

- А что княгиня Ольга? – спросил магистр.

- Хворает княгиня, - вздохнул Василий. – Да и годы ее немалые, за шестьдесят уже перевалило.

- А князь Вратислав как же? – вспомнил о младшем сыне Ольги Натан.

- О Вратиславе худого слова не скажу, в вере он тверд. Вот только кто он против Святослава – мальчишка.

- Так ему уже вроде за двадцать, - припомнил Натан.

- А что с того, - дернул пухлым плечом Василий. – Ныне все мы под Святославом ходим, и старые, и малые. Такую волю взял, что куда там его отцу князю Ингеру… Уже и великим князем ему срамно быть. Каган! Шутка сказать. И это званье не от веча ему дадено, а от славянских богов. Так волхвы всем объяснили. А раз боги дали, то только они и могут взять у него булаву назад. Вече киевское уж который год не собирали. Да и зачем?

Избраннику славянских богов лучше знать, как нам, скорбным умом, жить-поживать.

Боярин Василий Святославом был не доволен и не счел нужным скрывать этого от гостей. Видимо, накипело у первого ближника княгини Ольги за годы, проведенные в опале. Магистр Константин помнил боярина Василия десятилетней давности. Тогда этот человек не растерялся в чужом городе и перед императором Константином держался с большим достоинством, изредка, правда, путаясь в словах чужого языка. А ныне боярин не постарел даже, а просто духом пал. Трудно было христианину в окружении язычников.

- А христиан в городе преследуют? – спросил Константин.

- Святослав слово матери дал, что ни один волос с наших голов не упадет, и пока это слово держит, - вздохнул Василий. – Да и повода нет для утеснений. Тот же боярин Юрий в первых ближниках у него ходит. Даже воевода Фрелав, на коего у Святослава большой зуб, не был обделен добычей во время похода. Правда, Фрелав в том походе отличился, выказав варяжскую доблесть.

Магистр Константин, немного освоившись в чужом городе, первым делом навестил своего брата Алексея. Младший сын патрикия Аристарха хоть и не отрекался от веры отца, но и большого рвения в служении истинному Богу не проявлял. Зато он ходил в ближниках князя Святослава и заслужил это право не близким родством, а доблестью в битвах. Ражий был муж, ничего не скажешь. Магистр смотрел на младшего брата почти что с восхищением. Возрастом Алексей приближался к сорока, но ни стати, ни силы не утратил. Скорее уж заматерел в бесчисленных походах беспокойного кагана русов. Правда, он почему-то не женился, и челядинами в его доме распоряжалась боярыня Фетинья, немолодая женщина с остатками былой красоты. Она и открыла Константину тайну боярина Алексея. Оказывается, младший сын патрикия Аристарха влюбился в полонянку, отбитую у хазарского бека в далекой крепости, расположенной в предгорьях Кавказа. И полонянка вроде была немолода, во всяком случае, за двадцать ей точно перевалило, но присушила она далеко неглупого боярина – наверное слово знала. С тех самых пор боярин Алексей и слушать не хочет о женитьбе, к великому сокрушению своей матери. Бросив беглый взгляд на полонянку, Константин пришел к выводу, что любви эта женщина достойна. Редкостная красавица. Волос черен как вороново крыло, а глаза неожиданно синие. Станом пряма и держится с достоинством. Словом, порода в этой женщине чувствовалась.