|
Можете ли вы вообразить живое существо, кото-рое в меньшей мере стремилось бы привлечь к себе внимание? «О, – словно слышите вы его слова, обращенные к самому себе, – я и понятия не имел, что уже так поздно; как быстро летит время в приятной компании. Надеюсь, что не встречу никого из знакомых, – ужасно досадно, что так светло». В отдалении он замечает полисмена и внезапно останавливается, спрятавшись в тени. – «Что ему нужно, этому полисмену, да еще так близко от нашей двери? – думает кот. – Пока он торчит здесь, мне нельзя войти. Он наверно увидит и узнает меня. И он способен рассказать обо всем слугам». Кот прячется за тумбой для афиш и ждет, время от времени осторожно выглядывая из-за угла. Однако полисмен, видимо, прочно обосновался на этом месте, и кот начинает тревожиться и волноваться. «Что ему там надо, этому дураку? – презрительно бормочет он, – скончался он, что ли? От-чего он не двигается с места? Ведь он постоянно предлагает другим проходить дальше. Тупой болван!» Издали слышится крик: «Молоко!» – и котом начинает овладевать смертельная тревога: «Господи! какая мерзость! Все успеют проснуться и спуститься вниз прежде, чем я попаду до-мой. Ничего не поделаешь, приходится рискнуть!» Кот осматривается и колеблется. «Куда ни шло, если бы я не был таким грязным и лохма-тым, – размышляет он. – В этом мире люди склонны видеть во всем только дурное». «Что делать, – добавляет он, встряхнувшись, – ничего другого не придумаешь, придется положиться на провидение: до сих пор оно не подводило меня. Вперед!» Он напускает на себя вид возвышенной печали, бросается вперед, сохраняя на морде скорбное и задумчивое выражение. Он явно стремится внушить людям мысль, что отсутствовал всю ночь по случаю работы, связанной с Комитетом общественного призрения, и теперь возвращается домой подавленный зрелищем, которое ему пришлось увидеть: Он незаметно проскальзывает в дом через окно и едва успевает поспешно облизать себя языком, как на лестнице раздаются шаги кухарки. Когда кухарка входит в кухню, кот крепко спит, свернувшись комочком на коврике перед камином. Стук открываемых ставен будит его. Он поднимается и делает шаг вперед, зевая и потягиваясь. «Господи! уже утро? – полусонно говорит он. – О, я превосходно выспался, кухарка, и ка-кой чудесный сон я видел про мою бедную маму». А вы говорите «кошки»! Это не кошки, а истинные христиане, только ног у них больше, чем у человека. – Несомненно, – отвечал я, – кошки изумительно смышленые зверьки и похожи на людей не только добродетелью и нравственными побуждениями; изумительная ловкость, проявляемая ими в заботе о собственной персоне, вполне достойна человеческого рода. У моих друзей был большой черный кот. Он и сейчас у них, – правда, только наполовину. Они взяли его котенком и по-своему, не афишируя, любили его. Однако ни с той, ни с другой стороны не было ничего, похожего на страсть. По соседству от них поселилась серая кошка, за которой ухаживала пожилая старая дева; и обе кошки встретились, гуляя по стене сада. «Ну, как вы здесь устроились?» – спросила серая кошка. «О, как будто неплохо». «Ну, а хозяева? Милые люди?» «Довольно милые, насколько это доступно людям». «Стараются угодить? Хорошо заботятся о вас и все такое?» «О да. Мне не на что жаловаться». «Как с харчами?» «Как обычно, знаете ли, – кости да обрезки, порой для развлечения кусочек собачьей гале-ты». «Кости и собачьи галеты? Неужто вы хотите сказать, что едите кости?» «Да, когда они перепадают мне. Что в этом плохого!» «О тень египетской Изиды! Кости и собачьи галеты! А вы никогда не получаете цыплят, или сардины, или телячью котлетку?» «Цыплята? Сардины? О чем вы говорите? Что такое сардины?» «Что такое сардины! О дорогое дитя (эта кошка, будучи особой женского пола, всегда на-зывала своих друзей-котов, которые были немного старше ее, „дорогое дитя“), – да это просто позор, как с вами обращаются! Садитесь и расскажите мне все. |
