|
Жаль, но мы смогли получить только четыре твоих картины, прежде чем Фрейзеры поняли, что ты собираешься уйти от их сына, несмотря на таблетки, которые они тебе скармливали. Они знали, что ты заберешь картины с собой, поэтому и решили убить тебя, поскольку в случае твоей смерти наследство получал муж. – Но я не умерла. – Нет, хотя они очень старались. – Хотите сказать, что мой муж ничего не знал? – Нет. Теннисон Фрейзер был пешкой в их игре. Он не оправдал великих надежд своих родителей, но все же ему удалось на тебе жениться. Возможно, он даже влюбился в тебя, по крайней мере ровно настолько, чтобы жениться. А она была так уверена, что Теннисон участвовал в заговоре! – Но почему вы попросту не предложили мне денег? – не выдержала Лили. – Я знал, что ты мне откажешь, как, впрочем, и твои родственники. Ты была самой уязвимой, особенно после развода с Джеком Крейном, поэтому я выбрал тебя. – Но это безумие. Вы изобрели этот головокружительный план только для того, чтобы украсть у меня бабушкины картины? – Ее работы принадлежат мне, ибо я единственный, кто может по достоинству их оценить, разгадать авторский замысел, проникнуться ее духовными стремлениями, потому что ее душа была для меня открытой книгой. Только со мной она говорила о своей работе, о том, сколько значит для нее каждое произведение, что она думала, когда рисовала ту или иную картину. Я приносил ей опиум, и мы часами говорили. Я никогда не уставал наблюдать ее за работой или слушать ее голос. Она – единственная, которую я хотел. Единственная. Он замолчал. И она увидела в незрячих глазах мучительную боль. В чем причина? В болезни? Или в потере любимой женщины? – Да, Лили, – уже более деловито продолжал он, – я выбрал тебя, потому что с тобой было легче всего справиться. И ты была совсем одна, а когда переехала в Гемлок Бей, я попросил Йена поговорить с Фрейзерами. Расскажи, Йен. – Пришлось выступить в роли свахи, – рассмеялся тот. – До чего же приятно видеть, когда все идет как задумано. Я купил Фрейзеров. Ты вышла за Теннисона, а родители посоветовали ему убедить тебя перевезти картины в музей Юрики. А там алчный Монк мгновенно стал нашим сообщником. – Ну да, – вмешался Саймон, – и вы ухитрились подделать половину картин, прежде чем я спохватился. Взгляд блестящих глаз остановился на Саймоне, но он почему то понял, что старик не видит его и повернулся к нему скорее по привычке. – Вы влезли не в свое дело, Руссо, – бросил он, – и все испортили. Одна из моих бывших приятельниц, польстившись на деньги, предала меня и продала вам ценную информацию. Но, повторяю, вас это не должно было волновать. Если бы не это, я успел бы собрать все картины и услышать о благополучной кончине Лили. Правда, не уверен, что это был бы наилучший исход. – Но теперь вы никогда не получите остальных, – вскинулась Лили. – Они вне вашей досягаемости. Да и теми, что у вас есть, вы вряд ли успеете насладиться в полной мере. – Ты так думаешь, дорогая? – хихикнул старик и, закашлявшись, просипел: – Пойдем, я кое что тебе покажу. Пройдя тремя длинными коридорами, Лили и Саймон очутились в комнате с искусственным климатом и стенами высотой четырнадцать футов, увешанными картинами Сары Эллиотт. Здесь было около ста пятидесяти картин, а может, и больше. Саймон, ослепленный таким великолепием, тем не менее заметил: – Вы не могли легально скупить столько ее работ. Должно быть, ограбили музеи всего мира. – Если возникала необходимость. |
