|
У нее руки волшебные. – Очень рад, – улыбнулся Савич. – Ты уже едешь по шоссе 211? – Да. Только сейчас свернула направо. Начало еще ничего, но когда доберешься до мамонтовых деревьев, сразу темнеет и они словно смыкаются вокруг тебя. Я всегда считала, что эту дорогу прокладывал маньяк. – Совершенно с тобой согласен. О чем ты думаешь, Лили? – Думаю, что в сумерках кажется, что на эти деревья наброшен саван. Совсем как на Бет в гробу. Я была так угнетена и хотела покончить с этим, Диллон, покончить поскорее. Эта боль просто пожирает тебя заживо, забралась в душу, как червяк в яблоко, и грызет изнутри, и никогда не уйдет. Я просто больше не могла это выносить. – Боль, – мягко вмешалась доктор Чу, время от времени сжимая руку Лили. – Расскажите мне побольше об этой боли. – Она хочет слиться со мной. И я готова сдаться. Если я стану болью и боль станет мной, тогда я смогу искупить свою вину. – Вы пришли к заключению, что должны убить себя, потому что это единственный путь к очищению? К восстановлению равновесия? – Да. Жизнь за жизнь. Моя, ничего не стоящая жизнь, за ее, маленькую, но бесценную. Лили неожиданно нахмурилась. Доктор Чу провела ладонью по ее руке, снова сжала вялые пальцы. – О чем вы сейчас думаете, Лили? – Я только сейчас поняла: тут что то не так. Я не убивала Бет. Нет, я в это время была в издательстве, отдавала свои комиксы Бутсу О'Малли, спрашивала, нравится ли ему. – А он смеялся? – Да. Позже шериф сказал, что тело Бет отбросило на двадцать футов. Лили осеклась и стиснула руку доктора Чу так, что побелели костяшки. – Спокойно, Лили. Все хорошо. Я здесь. Ваш брат и миссис Савич тоже здесь. Забудьте, что сказал шериф. Теперь вы вдруг поняли, что не убивали Бет. – Правда, – шепнула Лили, хлопая ресницами. – Что то и впрямь неладно. Знаете, я неожиданно вспомнила, как пила снотворное, которое оставил на тумбочке Теннисон. Таблетки застревали в горле, и я глотала и глотала, чтобы их протолкнуть, сидела с этим пузырьком и скандировала: еще, еще, еще, а когда бутылочка почти опустела, поняла, что вовсе не хочу умирать. Но было уже поздно, и я так жалела о потере Бет и себя самой… – Постой, Лили, – перебил Савич, – никак не возьму в толк: ты рассказываешь о таблетках, которые приняла после похорон Бесс. Почему ты думаешь о них сейчас, когда сидишь за рулем? – Потому что внезапно сообразила, что не помню, как пила их. Ну не странно ли? – Очень. Продолжай. – Ну, говорю же, я осознала, что не хотела умирать, ни тогда, ни сейчас. Но почему угрызения совести терзают меня с такой силой? Почему в мозгу бьется одна мысль: направить «эксплорер» в заросли толстых деревьев, которыми обсажена дорога? – И вы нашли ответ? – Нашла. Она вдруг осеклась и глубоко вздохнула. Савич увидел, что она спит. Ее голова слегка склонилась набок. – Это нормально, мистер Савич. Дайте ей отдохнуть, потом я разбужу ее и мы продолжим. Она снова будет с нами, когда проснется. Тогда и посмотрим, стоит ли ее снова гипнотизировать. Но знаете, меня все больше и больше разбирает любопытство узнать подробнее о том случае, когда она выпила пузырек снотворного. Может, стоит остановиться и на нем? – О да, – попросила Шерлок. Однако им не пришлось будить Лили. Не прошло и минуты, как она открыла глаза, моргнула и объявила: – Теперь я помню все. Я не пыталась покончить с собой, Диллон. Не пыталась! Она облегченно улыбнулась доктору Чу. |
