— Но вы будете смотреть сегодняшний матч?

— Нет, я сейчас разбираюсь с книгой Z «Метафизики», ну что написал Стагирит³...

— Ладно, смотрите, потом расскажете. По-моему, Ван Бастен станет Марадоной девяностых, а вы как думаете? Но я бы еще не терял из виду Хаджи.

И мы продолжаем беседовать, как двое глухих. Не надо думать, будто ему безразлично, что мне это безразлично. Вовсе нет: просто он вообще не представляет себе, чтобы кому-то это могло быть безразлично. Для него это так же немыслимо, как если бы у меня было три глаза и две антенны на затылке, покрытом зеленой чешуей. Он понятия не имеет о множественности, разнообразии и великолепии Возможных миров.

Я привел в пример таксиста, но то же самое происходит и в беседе с представителем правящего класса. Это как язва: она бывает и у бедных, и у богатых. Странно, однако, что при такой незыблемой убежденности в том, что все люди одинаковы, фанаты местной команды готовы проломить голову болельщику из соседней области. Когда я вижу этот шовинизм вселенского масштаба, у меня вырывается восторженный рев. Это как если бы члены Ломбардской лиги заявили: «Пусть африканцы приезжают к нам. Так мы получим возможность их отдубасить».

1990

¹ Фанатичные спортивные болельщики, особенно футбольные (главным образом в отношении итальянцев).

² Часть изречения «Хлеба и зрелищ!», которое древнеримский поэт-сатирик Ювенал использовал для описания современных ему устремлений римского народа.

³ Прозвище древнегреческого философа Аристотеля, который был родом из города Стагиры в Македонии.

Как

объяснить наличие домашней библиотеки

С самого детства мне приходится слышать две банальные шутки, всегда одни и те же: «Ты (вы) — голос, который всем отвечает?» и «Это ты раскатываешься (вы раскатываетесь) по ущельям и долинам?». В детстве мне казалось, что по странной случайности люди, которых я встречал, все были дураками. Впоследствии, дожив до почтенного возраста, я убедился, что есть два закона, которым подвластно любое человеческое существо: первая мысль, приходящая вам в голову, — самая банальная из возможных; вторая мысль — что эта банальность никогда и никому не приходила в голову до вас.

У меня целая коллекция рецензий на мои книги, написанных на всех индоевропейских языках, с названиями типа «Эхо новой книги Эко» и «Эко выступил: каким будет эхо?». Впрочем, в данных случаях, как я подозреваю, речь шла не о первой мысли, пришедшей в голову редактору; на собрании редакции обсуждались два десятка вариантов названия, и наконец заведующий редакцией просиял и воскликнул: «Ребята, у меня потрясающая идея!» Подчиненные пришли в восторг: «Начальник, ну ты прямо супермозг, и как только тебе приходят такие идеи?» — «Дар природы», — скромно ответил начальник.

Я не хочу этим сказать, что все люди мыслят банально. Когда человек принимает банальность за откровение, это свидетельствует об определенной свежести ума, оптимистичном взгляде на жизнь с ее непредсказуемостью, и о любви к идеям, пусть даже самым незначительным. Я всегда буду помнить мою первую встречу с великим человеком, каким был социолог Эрвинг Гофман: я восхищался им, я обожал его за гениальность и глубину, с какими он умел подмечать и описывать тончайшие нюансы человеческого поведения, за способность улавливать мельчайшие подробности, которые ускользали от всех его предшественников. Мы сели за столик на террасе кафе, и, немного погодя, он сказал мне, глядя на улицу: «Знаешь, мне кажется, что в последнее время в городе слишком много машин!» Возможно, он никогда раньше не думал об этом, потому что думал о чем-то куда более важном; а в тот момент у него случилось озарение, и ему хватило свежести ума, чтобы высказаться.