2005

Как

казаться кем-то, даже если ты никто

Во время серии встреч, организованных газетой «Репубблика» в Болонье, в прошлую пятницу, в разговоре с писателем и журналистом Стефано Бартедзаги мне пришлось говорить о таком понятии, как репутация. В былые времена репутация могла быть только хорошая или плохая, и, когда человеку грозила плохая репутация (если он становился банкротом или его называли рогоносцем), это следовало исправить с помощью самоубийства или преступления во имя чести. Естественно, все стремились иметь хорошую репутацию.

Позже, однако, понятие репутации было подменено понятием известности. Важнейшей ценностью стала возможность показаться, и естественно, самый надежный способ осуществить эту возможность — показаться на телеэкране. При этом вовсе не обязательно быть нобелевским лауреатом, как нейробиолог Рита Леви-Монтальчини, или видным экономистом и политиком, как Марио Монти, достаточно принять участие в каком-нибудь слезливом ток-шоу и пожаловаться, что тебе изменяет муж.

Вначале героем этой борьбы за право показаться был статист, который выглядывал из-за спин интервьюируемых и радостно махал рукой, чтобы вечером в баре его все узнавали («Знаешь, а я тебя по телику видел!»). Затем у людей мало-помалу созрело убеждение, что для постоянной и полноценной возможности показываться необходимо совершать поступки, которые однажды создадут вам плохую репутацию. В принципе они были бы не против приобрести и хорошую, только ведь это трудно: надо совершить подвиг, получить если не Нобелевскую премию, то по крайней мере литературную премию Стрега или посвятить жизнь лечению прокаженных, а заурядным людям такое не по плечу. Гораздо легче вызвать к себе интерес, желательно нездоровый, переспав за деньги со знаменитостью или заработав обвинение в растрате. Я не шучу, посмотрите на гордую физиономию какого-нибудь мелкого жулика или коррупционера, когда его показывают в теленовостях: несколько минут известности стоят тюрьмы, если только не истек срок давности, вот почему арестованный улыбается. Когда-то, если человека видели в наручниках, его жизнь была разрушена, но с тех пор много воды утекло.

Короче, принцип такой: «Пресвятая Дева являлась людям, почему бы и мне не явиться?» Тот факт, что вы не девственница, вас не смущает.

Мы говорили об этом в пятницу, 15-го числа прошлого месяца, а на следующий день в «Репубблике» появилась статья Роберто Эспозито («Потерянный стыд»), в которой, в частности, речь шла о книгах Габриэллы Торнатури («Стыд. Метаморфоза одного чувства», «Фельтринелли», 2012) и Марко Бельполити («Без стыда», «Гуанда», 1910). В общем, исследователи современных нравов часто обращаются к теме потерянного стыда.

Так как же: неистовое желание быть на виду (и прославиться любой ценой, даже ценой того, что в давние времена было несмываемым позором) происходит из-за потери стыда, или, наоборот, чувство стыда теряется потому, что самое важное — быть на виду, даже ценой позора? Я сторонник второй версии. Быть замеченным, стать предметом обсуждения теперь настолько важно, что люди готовы отказаться от того, что когда-то называлось стыдливостью (или стремлением оградить свою частную жизнь от вмешательства посторонних). Эспозито замечает, что один из признаков отсутствия стыда — разговор по сотовому телефону в поезде, когда человек при посторонних обсуждает вслух такие вещи, которые раньше шептали друг другу на ухо. Не то чтобы он не сознавал, что его слышат окружающие (тогда это была бы простая невоспитанность): нет, он подсознательно хочет, чтобы его слышали, даже если его личные дела никому не интересны — что поделаешь, не у каждого такая интересная личная жизнь, как у Гамлета или Анны Карениной, — поэтому, за неимением лучшего, пусть люди узнают тебя как даму, оказывающую эскорт-услуги, или как неисправного должника.