Рядом с топазом Маши Багрянцевой лежал бриллиант её дочери. Рядом с топазом, который Маша Багрянцева приняла вместо алмаза, лежал гранёный алмаз, который её дочь украла…
— Что мне делать? — тихо спросила она.
— Идти с повинной.
— Что?
— Отнести кольцо и рассказать всю правду.
— Но меня же посадят.
— Будем надеяться на лучшее. Добровольное признание, кольцо возвращено, ущерба нет, не судима, характеристики положительные…
— А суд будет?
— Скорее всего.
Она глядела на Рябинина, как на многоголовое чудовище, — отпрянула, приоткрыла рот и остановила взгляд.
— Сергей Георгиевич, я пришла к вам за помощью…
— За какой? — чуть повысил он голос.
— Сделайте что-нибудь.
— Что?
— Вы всех знаете, у вас авторитет…
— Освободить тебя по знакомству от уголовной ответственности? Нет.
— Ради памяти о маме, — сказала она то, чего Рябинин давно ждал и чего говорить ей не следовало.
— Вот ради памяти я этого и не сделаю.
— Вы же обещали мне помощь… Любую! Деньги хотели дать…
— Любую, но не противозаконную.
Жанна ничего не сказала — сидела прямо и смотрела перед собой. Но Рябинин понял, что она не видит ни его, ни раскалённой лампы, ни расписанного морозцем окна.
— Я хочу тишины, — тихо выдохнула она.
В кабинете даже батарея утихла.
— Я хочу уснуть и не проснуться…
Лампа горела по-ночному, сонно.
— Сергей Георгиевич, я хочу умереть…
Я хочу умереть, я хочу не проснуться… Рябинин не терпел подобного кокетства. Эти люди, сказав всуе греховные слова, шли домой, ложились и засыпали — до утра.
Жанна открыла сумку, опять замельтешив там скорыми пальцами. Рябинин думал, что она ищет платок. Но скорые пальцы рванули торчащий из сумки какой-то хвостик; рванули, как раскрыли спасительный парашют… В её руке маятником качался полиэтиленовый мешочек с чем-то белым.
— Сергей Георгиевич, я покончу с собой…
Рябинин не понимал, что у неё в руке. Бомба, взрывчатая смесь, цианистый калий, стрихнин…
— Тут сотня снотворных таблеток.
И тогда он испугался, потому что в его практике бывали случаи, когда взбалмошные девицы легко хватались за снотворное. Мысли о своём уродстве, конфликты с родителями, ссора с дружком… У Жанны причина была серьёзнее…
Рябинин вскочил и стрелой бросил руку вперёд. Жанна отшатнулась, но уголок мешочка он схватил. Они тянули его в разные стороны ожесточённо, пока полиэтилен не разошёлся по шву. Таблетки сыпанулись на пол и градинами запрыгали по паркету.
— Дура! — вырвалось у него.
— А что мне делать? — перевела она дух.
Рябинин так и не сел — ходил теперь по кабинету, и таблетки похрустывали под его ногами.
— Дура!.. — уже убеждённо сказал он.
Жанна опять заплакала, но теперешние её слёзы были другими — тихими и безнадёжными. Рябинин хрустел таблетками, как морозным снегом.
Допросить, доказать, предъявить обвинение, отдать под суд… А вот как вдохнуть жизнь в это запутавшееся существо? Молодость не очень горюет по настоящему, потому что живёт будущим. Жанне теперь казалось, что у неё нет ни настоящего, ни будущего.
— Мне жизнь не мила…
— Ах, не мила? — Рябинин подскочил к ней и чуть не прильнул щекой к её щеке, соединив их дыхания. |