– Подожди‑ка минутку: ты говорил о ней Мейрику?
– Говорил.
– Так и есть, – устало сказал Кэри. – Знаешь, я не удивлюсь, если Мейрик сказал в полиции чистую правду. Несколько подростков на краденой машине устроили ему скачки с препятствиями, и он свихнулся от страха.
– А как же пистолет?
– Ты же сам сказал ему о пистолете. Он ухватился за эту идею и внес ее в свою сказочку, дополнив ее излишествами вроде ножа и дубинки. Думаю, в Спиралене он почувствовал себя совершенно беспомощным и выдумал всю историю, чтобы потешить свое задетое самолюбие. В Лондоне я определил его для себя как высокомерного ублюдка, абсолютно уверенного в превосходстве над нами, простыми смертными. Но в Спиралене у него не было возможности доказать свою исключительность, верно?
– Интересная теория, – согласился Маккриди. – С точки зрения психолога все верно, но есть одно слабое место: вы предвзято относитесь к Мейрику.
– Я его терпеть не могу, – мрачно сказал Кэри. – Самонадеянный, самовлюбленный, нахальный сукин сын, уверенный, что солнце светит из его задницы. Мистер Всезнайка собственной персоной, – он пожал плечами. – Но я не могу выбирать людей, с которыми приходится работать.
– Как он себя назвал?
– Жиль Денисон из Хемпстэда. Их Хемпстэда, боже ты мой!
– Я вернусь через минуту, – Маккриди вышел из комнаты.
Кэри рывком ослабил узел галстука и уселся на стул, покусывая ноготь на большом пальце.
– Что это такое? – поинтересовался он, когда Маккриди вошел в комнату с толстым томом в руках.
– Лондонский телефонный справочник.
– Дай‑ка его мне, – Кэри взял справочник. – Посмотрим... Деннис, Деннис, Деннис... Деннисон. Есть Джордж Деннисон и еще двое, но ни одного из Хемпстэда, – он удовлетворенно хмыкнул.
Маккриди взял книгу и перелистал страницы.
– Денисон, Жиль, – пробормотал он через минуту. – Хемпстэд. Фамилия пишется с одним "н".
– О господи! – Кэри быстро справился с изумлением. – Это ничего не значит. Он позаимствовал фамилию у одного из знакомых или у приятеля своей дочери.
– Возможно, – неохотно согласился Маккриди.
Кэри побарабанил пальцами по столу.
– Я готов жизнь прозакладывать за то, что это Мейрик. Все остальные варианты абсолютно нелепы, – его пальцы внезапно остановились. – Миссис Хансен – она общалась с ним больше, чем все остальные. Что она говорит?
– Вчера вечером она доложила, что встретилась с ним. Утром он не появился; по его словам, простудился и лежал в постели.
– Это правда?
– Да.
– Она заметила что‑нибудь необычное в его поведении?
– Только то, что у него был насморк, и он на время бросил курить. Он сказал, что сигареты воняют соломой.
– Для меня они всегда воняют соломой, – проворчал Кэри, куривший только трубку. – Однако он узнал ее.
– Она говорит, что они выпили пива и побеседовали на религиозно‑моральные темы.
– Симптоматично, – заметил Кэри. – Мейрик готов разглагольствовать на любые темы – смыслит он в них что‑нибудь или нет. – Он с недовольным видом потер подбородок. – К несчастью, обычно стервец попадает в точку: котелок у него, надо признать, варит неплохо. Итак, это Мейрик – жирный боров, свиной потрох, тот самый Мейрик, с которым мы нянчимся уже два месяца. Неужели ты можешь поверить, что он способен выстоять в драке против четверых мужчин, вооруженных пистолетами, ножами и дубинками? Сомневаюсь, что у него хватит сил снять пенку с кипяченого молока. |