Ползать не советую, хоть спеси гнушаюсь;

         . . . . . . . . . .

         Адам дворян не родил, но одному сыну

         Жребий был копать сад, пасть другому скотину;

         Ной в ковчеге с собою спас все себе равных

         Простых земледетелей, нравами лишь славных;

         От них мы произошли, один поранее

         Оставя дудку, соху, другой – попозднее.

Чтоб не возвращаться опять к одному и тому же предмету, выпишем теперь же из шестой сатиры стихи, в которых Кантемир казнит насмешкою добровольное унижение человеческого достоинства низкопоклонством и лестью:

         С петухами пробудясь, нужно потащиться

         Из дому в дом на поклон, в передних томиться —

         Полдни торчать на ногах с холопы в беседе,

         Ни сморкнуть, ни кашлянуть не смея. По обеде[12 - Должно быть: «Ни сморкнуть, ни кашлянуть смея».]

         Та же жизнь до вечера; ночь вся беспокойно

         Пройдет, думая, к кому поутру пристойно

         Еще бежать, перед кем гнуть шею и спину,

         Что слуге в подарок, что понесть господину,

         Нужно часто полыгать, небылице верить,

         Что одною скорлупою можно море смерить;

         Господскую сносить спесь, признавать, что родом

         Моложе Владимира одним только годом.

         Хоть ты помнишь, как отец носил кафтан серой;

         Кривую жену его называть Венерой,

         И в шальных детях хвалить остроту природну;

         Не зевать, когда он сам несет сумасбродну,

         Нужно благодетелем звать того, другого,

         От кого век не видал добра никакого.

Третья сатира, «К Феофану, епископу новгородскому», написанная в 1730 году, рассуждает о различии страстей человеческих. Тут осмеиваются сребролюбцы, сплетники, болтуны, ханжи, самолюбцы, пьяницы, завистники и т. п. В четвертой сатире, написанной в 1731 году, Кантемир спрашивает свою музу, не пора ли им перестать писать сатиры?

         . . . .Многим те не любы,

         И ворчит уж не один, что где нет мне дела,

         Там мешаюсь, и кажу себя чересчур смела.

Ты (говорит он своей музе) смело хулишь и находишь свое веселие в том, чтобы бесить злых, «а я вижу, что в чужом пиру мне похмелье». Один (продолжает сатирик) хочет потянуть меня к суду, что, нападая на пьяниц, «умаляю кружальные доходы»; другой, похваляясь, что от доски до доски прочел Библию острожской печати, убедился из нее, что «во мне нечистый дух злословит бороду»; третий сердится, что нападаю на взятки.