|
Он понял: ничто уже не может спасти осужденного, и настаивать бесполезно. Впервые постиг он весь ужас этого страшного бича, этого бедствия, которое превращает убийство в закон и нагромождает горы трупов, этого позорящего человечество чудовища, имя которому война Вернувшись к буру, окруженному рыдающими родными, он взял его руку в свои и с неизъяснимым выражени-ем нежности и сожаления воскликнул: - Мой добрый Давид!.. Я думал смягчить их - ничего не вышло... Надеяться больше не на что. - И все же я так благодарен вам, мой маленький храбрый француз, за ваше участие, - ответил бюргер. - Бог свидетель, на сердце становится теплей, когда видишь, что за наше дело борются такие люди, как вы! - Неужели я ничего не могу сделать для вас?- прошептал юноша. - Можете! Пробыть возле меня вместе с моей женой и детьми до последнего моего вздоха... Отомстить за меня! Всегда сражаться так же, как... поняли? И ни слова больше... Здесь слишком много ушей... - Обещаю, Давид! Офицеры между тем расходились по своим палаткам, с любопытством поглядывая на этого мальчика, который жонглировал миллионами и говорил, как мужчина. Остались только старший сержант, два артиллериста и пехотинцы, окружавшие место, где стояли осужденный и его близкие. Сержант резким голосом приказал одному из солдат одолжить осужденному свою лопатку. Солдат отстегнул подвешенную на поясе, пониже рюкзака, валлийскую лопатку, которыми снабжена вся английская пехота, и подал ее буру, а старший сержант, указав пальцем на землю, пояснил: - Dig!.. Копай!.. Пожав плечами, бур спокойно ответил: - Я не прикоснусь к этому английскому изделию, не стану марать своих рук, да и родную землю, в которой мне суждено покоиться вечно. Принесите-ка мне кирку да лопату, славные мои орудия С их помощью я вспахал эту девственную землю, опустошаемую теперь завоевателями. Ему принесли. Он схватил рукоятки, отполированные долгим трением о его огрубевшие от труда руки, и блестящее железо зазвенело. Потом двумя длинными шагами он отмерил на красноватой земле свой гигантский рост и засек две глубокие зарубки. Английские солдаты, умеющие ценить мужество, не могли скрыть восхищения. Бур поплевал на ладони, сжал рукоятку кирки и цели-ком ушел в свою зловещую работу. - Ну-ка, Давид, - бормотал он, - пошевели-ка в по-следний разок вскормившую тебя землю. Согнув спину, напрягая руки и шею, на которых, слов-но веревочные узлы, выступили мускулы, он мощными ударами стал вгрызаться в землю вельдта* , и она, проносясь между его ног, послушно ложилась позади него. За тем он старательно выровнял лопатой яму, придав ей форму могилы. Жена и дети, стоя на коленях под знойными лучами солнца, которое было уже в зените, тихо плакали. Солдатам разрешили присесть Они стали закусывать, вполголоса переговариваясь. Время между тем шло, и могила углублялась. Великан-бур все глубже и глубже уходил в землю, лишь изредка прерывая свою ужасную работу, чтобы тыльной стороной руки отереть струившийся по лицу пот. |
