– Но, Дэл, – растерянно произнес он, – ты и есть слуга.

– Вот именно. Я должен запомнить это на будущее. И ни в коем случае не побеждать. Я буду громко хохотать над твоими шутками, даже над самыми дурацкими. Буду придерживать поводья, чтобы ты мог обогнать меня. Буду всегда соглашаться с тобой, какую бы чушь ты ни плел.

– Этого я у тебя не просил! Я не хочу, чтобы со мной так обращались! – крикнул Берген, возмущенный подобной несправедливостью.

– Но именно так должны вести себя слуги со своими господами.

– А я не хочу, чтобы ты был слугой. Я хочу, чтобы ты был мне другом!

– Да, я тоже думал, что мы друзья.

– Ты слуга, но вместе с тем друг.

– Берген, сэр, – рассмеялся Дэл, – человек может быть либо слугой, либо другом. Это два конца одной и той же дороги, два противоположных конца. Либо тебе платят за службу, либо ты поступаешь так, как поступаешь, из любви к человеку.

– Но тебе платят, а я‑то думал, ты любишь меня!

Дэл покачал головой:

– Я служил из любви к тебе и думал, что ты кормишь и одеваешь меня тоже из любви. Когда мы были вместе, я чувствовал себя свободным.

– Ты и так свободен.

– У меня контракт.

– Стоит тебе попросить, и я немедля порву его в клочки!

– Это обещание?

– Клянусь своей жизнью. Ты не слуга, Дэл!

Тут открылась дверь, и в комнату вошли мать Бергена и его дядя.

– Мы услышали крики, – сказала мать. – И подумали, что вы здесь поссорились.

– Мы просто немножко подрались подушками, – ответил Берген.

– Почему же тогда подушки лежат на постели, будто их и не трогали?

– Ну, мы подрались, а потом положили их обратно.

– Тебе повезло, Селли, – усмехнулся дядя. – У тебя не сын, а служанка прямо. Какая экономия!

– О Господи, Ноэль, он ведь не шутил. Он все еще рисует.

Они подошли к картине и внимательно рассмотрели ее.

После долгой паузы Ноэль повернулся к Бергену, улыбнулся и протянул руку.

– Мне было показалось, что ты там просто хвастался.

Мальчишки не могут не хвастаться. Но у тебя талант, мальчик мой. Небо чуть‑чуть грубовато, над некоторыми деталями следует поработать. Но у человека, который так рисует деревья‑хлысты, большое будущее.

Берген не любил, да и не умел присваивать чужие почести:

– Деревья рисовал Дэл.

Селли Бишоп в отвращении скривилась, но совладала с собой и, повернувшись к Дэлу, приторно улыбнулась:

– Как это мило, Дэл, что Берген позволяет тебе возиться со своими картинами.

Дэл ничего не ответил. Ноэль перевел задумчивый взгляд на мальчика:

– Контракт?

Дэл кивнул.

– Я выкуплю его, – предложил Ноэль.

– Не продается, – быстро ответил Берген.

– Ну, в принципе, – сладким голоском протянула Селли, – не такая уж плохая мысль. Рассчитываешь что‑нибудь поиметь с его таланта?

– Попробовать стоит.

– Контракт, – твердо заявил Берген, – не продается.

Селли холодно глянула на своего сына:

– Все купленное может быть перепродано.

– Да, но если человек любит что‑то, он не продаст это ни за какие деньги.

– Любит?!

– Селли, вечно тебе какие‑то извращения на ум лезут, – сказал Ноэль. – Сразу видно, эти парни друзья не разлей вода. Порой у меня создается впечатление, что ты мерзейшая сучка на этой планете.

– О, Ноэль, ты слишком добр ко мне.