Берген растерянно смотрел на него.

– Ты обещал, – напомнил Дэл.

– Но я не могу. Я вступлю в право собственности лишь через год.

– А ты думаешь, твой отец меня отпустит? Думаешь, твоя мать позволит ему это? Контракт дает им право вообще запретить мне рисовать, а то и вовсе присвоить все мои работы. Они вполне могут послать меня чистить конюшни.

Могут заставить валить деревья голыми руками. А ты вернешься только через три года.

– Но что я могу сделать? – Берген был искренне расстроен.

– Убеди отца дать мне свободу. Или не принимай пока сомек. Через год ты достигнешь совершеннолетия и сам освободишь меня.

– Я не могу откладывать сомек. Добившись этой привилегии, ты должен использовать ее. Претендентов множество.

– Тогда убеди отца.

Потребовался целый месяц постоянных уговоров и споров, прежде чем Локен Бишоп согласился наконец освободить Дэла от контракта. Но при одном условии.

– В течение пяти лет семьдесят пять процентов твоих доходов, не считая затрат на жилье и питание, будут отходить нам. Или ты можешь сразу заплатить мне восемьдесят тысяч. На выбор.

– Отец, – запротестовал Берген, – это же нечестно.

Через одиннадцать месяцев я и сам смогу его освободить. А восемьдесят тысяч – это в десять раз больше, чем ты когда‑то заплатил за контракт. Не говоря о том, что деньги эти ты платил не ему.

– Но я кормил его целых двадцать лет.

– А он работал на тебя.

– Работал? – перебила Бергена Селли. – Скажи лучше, развлекался. С тобой вместе.

И тут заговорил Дэл, заговорил так тихо, что спорщикам пришлось умолкнуть, чтобы услышать его:

– Если я соглашусь на ваши условия, то не смогу собрать денег на экзамен на право сомека.

– Это уже меня не касается, – сжав зубы, процедил Локен. – Либо ты соглашаешься, либо продолжаешь работать по контракту.

Берген спрятал лицо в ладонях. Селли довольно улыбнулась. А Дэл кивнул:

– Только я хочу, чтобы условия эти были изложены на бумаге.

Голос его был тих, но эффект напоминал раскат грома.

Локен вскочил на ноги и угрожающе двинулся на Дэла. Он словно башня возвышался над продолжавшим сидеть юношей.

– Что ты сказал, мальчишка? Ты хочешь, чтобы Бишоп подписал письменный договор с каким‑то паршивым наемным работягой?!

– Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, – мягко повторил Дэл, встречая бешенство Локена с абсолютным спокойствием.

– Я тебе дал слово, этого вполне достаточно.

– А кто свидетель? Ваш сын, который следующие три года проведет во сне, да ваша жена, которая известна своей страстью к пятнадцатилетним юношам‑слугам.

Селли открыла рот от изумления. Локен побагровел, но все же отступил от Дэла. А Берген пришел в ужас.

– Что? – переспросил он, не веря своим ушам.

– Я хочу, чтобы все условия были изложены на бумаге, – еще раз произнес Дэл.

– А я хочу, чтобы ты убрался из этого дома! – прорычал Локен, но голос его предательски задрожал.

«Если Дэл говорил серьезно, а мать ни слова не произнесла в свою защиту, представляю, каково отцу», – подумал Берген.

Но Дэл поднял глаза на Локена и, улыбнувшись, спросил:

– А вы, наверное, думали, что поле, которое вы возделали первым, всегда будет принадлежать вам одному?

Берген отказывался понимать происходящее:

– О чем он, отец? Что Дэл хочет сказать?

– Так, ничего особенного, – чересчур резко оборвал сына Локен.

Но Дэл не останавливался.