- Ведь вы любили ее одну, Робин? - спросила
она странным, неестественным голосом.
- Я любил лишь одну женщину, - отвечал безупречный дамский угодник.
- Но вы женились на ней и, говорят, по любви. Хорошо, пусть без любви,
но это - брак. И вы можете так спокойно говорить о ее смерти? - голос
королевы звучал печально. Она пыталась понять лорда Роберта и таким образом
заглушить свои давние сомнения на его счет.
- А кто виноват? Кто сделал меня таким? - он вновь смело обнял ее; стоя
бок о бок, они смотрели сквозь сумрак вниз, на стремительные воды реки.
Они-то и подсказали лорду образное сравнение. - Наша любовь - что бурный
поток, - продолжал он. - Противиться ей, - значит, попусту тратить силы.
Короткая борьба, агония, а потом - гибель.
- Но если отдаться на волю волн, вас унесет.
- Унесет в страну счастья! - воскликнул Дадли и вновь запел свою старую
песню: - Скажите, что, когда... что после всего я смогу назвать вас моей. Не
лукавьте с собой, послушайтесь голоса природы, и вы достигнете счастья.
Елизавета взглянула на него снизу вверх. Лорд заметил, как взволнованно
она дышит.
- Могу ли я верить тебе, Робин? Могу ли я верить тебе? Дай мне
правдивый ответ, - взмолилась королева. Сейчас она была просто женщиной,
восхитительно слабой женщиной.
- А какой ответ дает вам ваше сердце? - произнес лорд, придвигаясь еще
ближе и нависая над ней.
- По-моему, да. Могу. Во всяком случае, должна. Я не в силах ничего
сделать с собой. В конце концов, я всего лишь женщина, - пробормотала она и
вздохнула. - Да будет так, как ты желаешь. Возвращайся ко мне свободным.
Дадли склонился над ней, промямлил что-то бессвязное, и королева
подняла руку, чтобы погладить его по смуглой поросшей бородой щеке.
- Я вознесу тебя к вершинам величия, недоступным ни одному мужчине в
Англии, а ты дай мне счастье, какого не видать ни одной женщине.
Лорд схватил ладонь Елизаветы и страстно припал к ней губами. Его
ликующая душа пела победную песнь. Пусть трепещут Норфолк, Сассекс,
остальная постнорожая братия - скоро он будет подзывать их к себе свистом,
будто собачек.
Влюбленные взялись за руки и вернулись на галерею, но тут вдруг лицом к
лицу столкнулись с тощим прилизанным господином, который низко поклонился
им. На его хитроватой, чисто выбритой монашеской физиономии играла улыбка.
Мягким спокойным голосом, с заметным иностранным акцентом он объяснил, что
не имел намерения мешать, а просто хотел выйти на прохладную террасу. Затем
он вновь поклонился и пошел своей дорогой. Это был Альварес де Куадра,
епископ Аквилский, испанский посол, с глазами, похожими на глаза Аргуса.
Лицо юной королевы окаменело.
- Хотела бы я, чтобы мне так же верно служили за границей, как здесь
служат испанскому королю, - сказала она громко, чтобы удаляющийся посланник
расслышал эту сомнительную похвалу, а затем добавила, обращаясь только к
милорду, затаив дыхание: - Шпион! Филипп Испанский еще услышит об этом!
- Он услышит и еще кое о чем. |