– Что же получается… Мехов жив?! – спросил генерал Ковров.

– Получается – жив. И представляет серьезную опасность. Как нам известно из показаний господина Камая, он намерен мстить за смерть своего друга – Александра Земцова. Уж не знаю, как вас, Игнатий Алексеевич, угораздило принять его за китайца, но операцию с задержанием вы с блеском провалили, и теперь под угрозой жизнь важного – быть может, самого важного – свидетеля: убийцы Земцова.

Зарицкий был подавлен. Его молчание было истолковано как признание вины.

– Надо понимать, от руководства опергруппой я отстранен? – исподлобья оглядев присутствующих, спросил он упавшим голосом.

Все понимали, что после «блестящего» провала в составе бригады его не оставят. Но Кормухин, коротко переглянувшись с Рутбергом, неожиданно уклонился от скорого решения:

– Ну почему же… – неопределенно пожав плечами, принялся он собирать со стола бумаги и раскладывать их в прозрачные пластиковые папочки с наклеенными желтыми полосками шифров, литер и номеров. – Надо продолжать поиск, Игнатий Алексеевич.

– Конечно, – не замедлил воспользоваться случаем поддержать заместителя Судьин. – Ишь ты, «отстранен»!.. А преступника кто должен задерживать? Пушкин?

На пошлую шутку никто не отреагировал, хотя Кормухин не был уверен в том, что участники совещания знают, кто такой Пушкин.

– На сегодня все свободны, – буркнул он и первым покинул прокурорский кабинет.

Через полчаса они с Рутбергом сидели в облюбованной ими кофейне, полутемной и тесной, оборудованной в латвийском стиле.

– Может, зря огласили заключения? – обжигая губы, отпил глоток «двойного» кофе из глиняной чашечки Рутберг.

Кормухин посмотрел на часы.

– Дело сделано, Илья. – Следователи уже давно, незаметно друг для друга перешли на «ты». – Мы не знаем, что у него на уме, но если вычислили правильно – огласка должна его насторожить.

Рутберг улыбнулся:

– Неплохая «наживка» – полковник ФСБ?

В кофейню вошел Лукин, от самой двери виновато развел руками: со времени, когда ему позвонил Кормухин, прошло уже сорок минут.

– Виноват, – сел на массивный ореховый стул, оставленный для него в самом углу, – задержался. Мещанинов все порывается поехать набить Вершкову морду. Насилу отговорил.

Следователи заулыбались. Рутберг направился к стойке за третьей чашкой кофе.

– Ты ребят для СБ подобрал? – спросил Кормухин, закурив.

– Почти. Отдел информации укомплектован, не хватает людей в личной охране сотрудников, но телефонная договоренность с одним парнем в Москве есть, обещал через пару дней прилететь.

– Сколько их у тебя на сегодня в наличии?

– Шестеро.

– Транспорт?

– Две машины и «Волга» Мещанинова, если что. Послезавтра выйдет из ремонта «Ауди‑100» Кожухова.

– Значит, две. «Волга» Мещанинова не в счет. Не густо. Рутберг поставил перед Лукиным кофе и блюдце с пирожным.

– Это еще зачем? – удивился Лукин. – Спасибо, конечно…

– Ешь, Кондрат. Мы запросили твое досье в МУРе, там в графе «Особые приметы» написано: «Любит сладкое».

Лукин рассмеялся:

– Это не в «Особых приметах», гражданин следователь, а в «Достоинствах». Любит сладкое – значит, не алкаш.

– Да? Не знал. Тогда мы с Леонидом алкаши, получается.

– К делу, балагуры, – докурив, негромко заговорил Кормухин.