В магнитофоне что‑то звякнуло, стоны прекратились. «Ну что, Леня, полегче теперь? – послышался голос Родимича. – Да…

– Постарайся вспомнить, о каком редкоземе рассказывал брат? Тантал, ниобий, рутений, иридий, скандий?..

– Да!

– Что «да»?

– Этот… скандий. Да.

– Сколько там было?

– Я не знаю, меня там не было.

– Я верю. Куда он потом девался?

– Потом… потом приехали «минские», сказали, надо вернуть. Из самой Москвы бригада «крутых» заявилась – обещала всех перерезать без разбора за этот скандий. Пелевин и Турич с охраной ездили к ним на «стрелку», решили подбросить…»

– Стоп! – махнул рукой Рутберг. – Достаточно.

Пленку прокручивали уже третий раз, теперь уже не подряд, а выборочно – те места, которые вызывали наибольший интерес.

Рутберг открыл второе окно, глубоко вдохнул – несмотря на литр выпитого кофе, клонило ко сну.

– Для чего он применяется, вы говорите? Кормухин нашел справку экспертов.

– «Компонент легких сплавов… катализатор пара‑ортоконверсии водорода… нейтронный фильтр в ядерной технике», – зачитал монотонно. – Если это имеет какое‑то значение.

– А как же, – вслух подумал Рутберг, – раз уж мы допустили версию участия спецслужб.

– Не мы ее допустили, Илья Ефимович.

– Все равно. Лично я в этот скандий верю больше, чем в политические игры, несмотря на кажущуюся убедительность газетных статей.

– Ну, о статьях не будем, – улыбнулся Кормухин. – У борзописцев цель прославиться, для этого нужна сенсация. Мы еще получим от них столько толкований самоубийства Кожухова, что лучше газет вообще не читать. – Он встал, заложил руки за голову и сделал в таком положении несколько энергичных приседаний. – Туман в глазах, – пояснил. – Вы спать не хотите?

– Еще на час меня хватит.

– Ладно, – закончив приседания, вернулся Кормухин за стол. – Тогда – за дело. Итак, Шалов показал, что некие люди в масках избивали их, требуя назвать того, кто дал сведения о «КамАЗе». Облитый бензином Гуляев назвал инспектора Шепило. Замечу; что это ни о чем не говорит – он мог выпалить первую попавшуюся фамилию, хоть родной сестры, испугавшись смерти. Далее Шалов ничего не помнит, утверждает, что получил удар по голове и потерял сознание. А по результатам экспертизы, которыми мы располагаем к этому часу, дальше было вот что… Рэкетиров запихнули в «Урал», и кто‑то из нападавших повез их к мосту. Из «КамАЗа» по лагам, оставившим два глубоких следа на поляне, выехали, судя по протектору, джип и еще один автомобиль, с учетом длины прицепа – небольшой, возможно, двухдверный. Здесь сомнений нет: следы легковушек говорят о том, что они выезжали с поляны, меж тем как въезжали туда только грузовики и сожженные впоследствии «девятки» Ту‑рича и Пелевина. Так?.. Именно в это время на таможне избивают Шепило. Значит, никто из участников «разборки» оказаться здесь и там одновременно не мог. Таким образом, как только становится известной фамилия наводчика Шепило…

В дверь постучали, вошел старший лейтенант милиции.

– Разрешите?

– Входи, Миша. Говори, только быстро!

– След протектора «КамАЗа‑4310» со следом, найденным белорусскими экспертами на поляне, не совпадает. Номер не отвинчивали – Муштаков ручается, обещал письменное заключение через полчаса. Кроме «ТАМ‑260» и этого «КамАЗа», никто в двадцатых числах машин в западный регион не откомандировывал.