– Из Тагила и Челябинска тоже были машины…

– С лесом и разборными ларьками, а единственный свидетель Шалов утверждает, что погибшие интересовались металлом – у них была налажена сеть покупателей в Прибалтике.

– Мало.

– Согласен. Но здесь происходят и другие события: работает правительственная комиссия, вскрыты хищения астрономических масштабов, положение в регионе чревато социальным взрывом; убивают сотрудника службы безопасности акционерного общества, через сутки стреляется председатель Совета директоров. Видит представителя Генеральной прокуратуры, милицейское начальство и, вместо того, чтобы ответить на вопросы, стреляется.

Рутберг улыбнулся:

– Ну, это вы много на себя берете! Такие, как Кожухов, прокуратуры не боятся. В худшем для него случае получил бы лет десять, а при его деньгах через год бы вышел. Боялся он не правосудия, а тех, кто использовал его в своих интересах. Когда убрали телохранителя – понял, следующим будет он.

Снова зазвонил телефон, Рутберг снял трубку:

– Да?.. Отказывается?.. Пусть, это ее право… Я говорю: ее можно понять… Нет, не надо, подождем, – он прикрыл трубку ладонью и посмотрел на Кормухина: – Вы где остановились, Леонид Григорьевич?

– Нигде пока.

– Погоди, Шестаков! Отвезешь меня домой. Уже спускаюсь! – Он положил трубку, глянул на часы: – Поехали ко мне. Я один живу, у меня и остановитесь.

Кормухин встал.

– Спасибо. А кто звонил?

– Опер. Зоя Александровна Кожухова на вопросы отвечать отказывается. Не будем брать грех на душу, побеседуем с ней после похорон.

17

Искромсанное экспертами тело Земцова из морга забирал Влад. Было утро похоронного дня. Глупо светило солнце, ветер метался по земле, как зверь, потерявший след.

Лицо Сани было словно покрыто воском – ссадины и кровоподтеки, которые Влад видел на опознании, исчезли. Он сам платил за бальзамирование и грим; Женька и Ольга должны были запомнить его красивым.

Пока полупьяный санитар одевал покойника, Влад разыскал патологоанатома.

– Я хотел бы посмотреть заключение, которое вы готовили для следователя, – сказал он, войдя в провонявший формалином кабинетишко.

– А ты кто? – не поднимая глаз, спросил специалист по разделке трупов.

– Я его друг.

– Зачем тебе заключение? Я и так расскажу. Сядь.

Влад повиновался, присел на кушетку, накрытую белой простыней.

– Били его. Долго и нудно. Потом застрелили. Устраивает?

– Нет, не устраивает, – на стол легла приготовленная двадцатка.

Патологоанатом сгреб купюру в карман халата.

– Разрывы сухожилий в локтевых суставах, растяжение мышц, глубокие шрамы от наручников. Полагаю, заломили руки назад и подвесили на дыбе. В таком положении он провисел часов пять‑семь. Два пулевых ранения – в бедро и голову. Большая кровопотеря из раны на бедре. Из той, что в голове, крови почти не было.

– Почему?

– Потому что стреляли в мертвого.

– То есть?

– Он умер от разрыва сердца. Выстрел в голову – контрольный, из девятого калибра с близкого расстояния. Есть следы ожогов и внутренние повреждения, какие бывают при воздействии электротока. Сердце не выдержало. На лице – следы медицинского пластыря, видимо, залепляли рот.

В предыдущие два дня Влад думал, что причина Саниной смерти яснее ясного – была крупная драка (просто так Саню было не взять), потом застрелили и спрятали труп.

Теперь все нарисовалось по‑другому.

– Пытали?

– Факт. Вымогали деньги.

– Денег у него было меньше, чем стоило затраченное на пытку электричество, – сказал Влад и вышел.