|
А попробовали бы они из «общака» украсть – их четвертовали бы! Да ваше государство – первый враг человека, вся эта чиновничья братия только и рыскает, где бы поживиться, кого бы заложить и продать, с кого налоги содрать. Мне в тюрьме было бы жить проще, чем в государстве, там хоть закон есть. Вы выяснили, кто я такой?.. Я – один из тех крепких парней, которые поджидают влюбленных пареньков за углами. Кошка – это кошка, господин Камай. А мышка – это мышка. Я бандит, а вы – генеральный директор. Я сын вора, а вы – сын миллионера. Между нами нет ничего общего!
Камай слушал, как слушают гинекологи, когда им рассказывают, откуда берутся дети. Дождавшись, когда Влад выпустит пар, заговорил негромко: – Четверть века тому назад один человек украл цистерну с бензином. Красиво украл, как в детективном романе: на полном ходу сумел отцепить и перевести на стрелку, а там уже поджидали бензовозы. Прибыль была по тем временам «баснословная»: двести семьдесят рублей! Влепили ему «десятку» – за хищение в особо крупных. Дело, конечно, не в той цистерне, а в том железнодорожном составе, который к ней «подцепили» – раз уж все равно загремел. Адвокаты продолжали сражение, и правда должна была восторжествовать, и тогда проворовавшиеся деятели решили утопить концы: нет человека – нет проблемы. Подговорил его один бывалый уйти в побег. Человек уже разуверился в правде, понимал, что десять лет не протянет, и согласился – хоть детишек напоследок повидать. Рецидивист его спровоцировал, вывел на «запретку», а сам не пошел. Часовой того человека застрелил, а рецидивиста, как было обещано, выпустили «за хорошее поведение». – Это… это вы к чему? – насторожился Влад. – Это о кошках и мышках, господин Мехов. За четверть века эта кошка столько мышек съела, что впору подавиться. И тех, кто к углу подводил, и тех, что за углом стояли – никем не брезговала. – Кто рецидивист‑то? – не унимался Влад. – Панич. А человек, укравший цистерну с бензином, ваш отец Михаил Мехов. Вместе они сидели. – ?!. – Это можно проверить. У меня в СБ, как вы верно уже подметили, не сброд, а бывшие сотрудники МВД. И уж о таких‑то китах, как Панич, им известно все. Вы хотели узнать, кто убил вашего друга? Это не по моей части. Прокуратура разберется, если, конечно, захочет. Но знать, с кем мне предстоит иметь дело, я должен был – правило у меня такое. Нравится вам с Паничем – я не переманиваю, к себе не возьму, несмотря на ваш чемпионский титул. Кожухов был председателем Совета директоров одного из крупнейших металлургических предприятий, правая рука и особо доверенное лицо Панича, на их альянсе город да еще сотня человек держались. А убрал – как пылинку сдул с рукава. Друг ваш Земцов не в счет, с такими, как он, Панич вообще не считается – подумаешь, телохранитель! Он и фамилии его, уверен, не запомнил. А если вы думаете, что он вас подобрал, чтобы покормить и обогреть, ошибаетесь. Пантера был не макаренкой, а уголовным авторитетом, правда? И учил он вас явно не сапоги тачать. Вы инструмент, Мехов. Если бы не ваша мать, Панич бы вас раньше «крестил» – она ему цену знала и оберегала вас от него. Зато когда она умерла, никого рядом с вами не оказалось, и Панин проявил участие – это ему ничего не стоило. Владу показалось, будто он вышел на площадь перед народом, чтобы что‑то сказать, и забыл – что. – Хорошо поработали, – вымолвил едва слышно. – А кого, по‑вашему, представляет Мещанинов? – спросил он. – Поживем – увидим. Как сказал один философ: «Время обнажает нашу нравственную геологию». – А если его нет, времени? Мещанинов не меньше Кожухова нуждается в средствах. |
