Сердце Зарицкого учащенно забилось, догадка о лучших для себя переменах опередила слова Салыкова:

– Старика нужно ликвидировать, Игнат. Но так, чтобы ни одна собака не смогла доказать, что наши с ним пути пересекались.

Несмотря на прорвавшиеся вдруг нотки дружелюбия, Зарицкий не спешил щелкнуть каблуками. Устранить старика было делом нехитрым – его телохранитель Медведь давно раскусил механику поступления денег и уже понял, что его босс не вечен. Неудавшаяся операция по ликвидации Кожухова (кто мог предвидеть, что его телохранитель Земцов окажется профессионалом?) привела Панича в бешенство, его угрозы в адрес Медведя, упустившего Кожухова, стали критической точкой в их отношениях, Зарицкий вовремя оказался рядом с Медведем, поддержал его и вскоре уже получил от него информацию о делах Панича, которые тот провернул без согласования с Консорциумом. Еще недавно Зарицкого утешало обещанное ему место Судьина (начальнику оставалось полгода до отставки), теперь же подворачивался случай получить больше.

Он помолчал, обдумывая последствия ликвидации старика.

– Значит, Пану конец? – посмотрел на Салыкова в упор. – Товар с «базы» будет продан, деньги поделите вы с Фасманом и Генералом. А я?.. – говорил он жестко, зная: другого случая не представится, уедут – и забудут, как звали. – А я куда?!. Председателем уездной ВЧК?..

Салыков достал из «дипломата» сверток, медленно развернул. В свертке оказался бутерброд. Отломив половину густо намазанного маслом и проложенного копченой бужениной «бородинского», протянул Зарицкому.

– Благодарю. По ночам не ем, – резко отказался тот.

– Как знаешь. А у меня, понимаешь ли, язва, ети ее в качель! Как засосет, надо немедленно чего‑нибудь пошамать, не то приходится потом альмагель лакать. Там еще водичка есть? – кивнул на холодильник Салыков.

– Не знаю, что там есть, – не пошевелился Зарицкий. Московский гость вынужден был подойти к холодильнику сам.

– «Двад‑ца‑тый»… – по слогам прочитал номер на этикетке «Ессентуков». Не очень, конечно, ну да все лучше, чем «Нарзан».

Широким жестом засучив рукав, Зарицкий посмотрел на швейцарские часы.

Не обратив на его жест никакого внимания, Салыков вернулся в кресло, положил ногу на ногу и стал есть.

– Не хочешь, значит, оставаться в родном Краснодольске? – чавкнув, посмотрел на коллегу. – Ну‑ну, я тебя понимаю. А чего ты хочешь? В Москву? И что ты там собираешься делать в свои… сколько тебе?.. сорок пять?..

– Послушай, Фарид…

– Да ладно, ладно, – улыбнулся Салыков. – Я пошутил. – Вытерев носовым платком руки, он полез во внутренний карман твидового пиджака и вынул завернутый в целлофан паспорт. – Консорциум о тебе позаботился. Ксива – что надо. В Хайфе тебя ждет однокомнатная квартира с окнами на Средиземное море. Там ты сможешь снять деньги со счета в «Гамбург трэйдинг», а захочешь – устроишься в МОССАД. Стукачом, – он довольно захохотал.

Зарицкий заглянул в паспорт гражданина Израиля, оформленный на его имя. В судьбе намечался слишком крутой поворот, чтобы его можно было оценить сразу.

– Вот как… – протянул он, не в силах оторвать растерянного взгляда от своей фотографии в паспорте. – Значит, без меня меня женили?

– Тебя никто не неволит, Игнат.