Торопливо похватали оружие, на ближайшую скалу взобрались. Было уже достаточно темно, на небе появились первые звёзды — ночь в тропиках приходит рано. На востоке чётко наблюдалось жёлто-оранжевое зарево.

— Марк, — взволнованно проговорил Аймар, — я сейчас прямо туда. А ты возьми с собой наших белых друзей, и давай напрямую к Большому Холму. Если это пришлые — есть все шансы их перехватить.

Естественно, меня пытались в деревне оставить, ранен ведь, как-никак. Уболтал, взяли с собой.

Тронулись в путь, и Марк тут же поспешил дать пояснения:

— От Лагеря Хозяев старая грунтовая дорога отходит. Если в Лагере — пришлые что-то совершили, то им по этой дороге сподручнее уходить. Дорога эта от нас, если напрямки, совсем близко — километра четыре всего. Так что приготовьтесь на всякий случай, авось повезёт — увидим этих поджигателей. Может, друзьями новыми обзаведёмся. Любой враг Хозяев — наш друг.

Путь пролегал через болотистое мелколесье, и я, из-за того, что правая рука по-прежнему была примотана к туловищу, (держать на болоте равновесие с одной рукой гораздо труднее, чем с двумя), постепенно стал отставать.

Велев Айне присматривать за мной, Марк резко увеличил темп, и вскоре остальные члены отряда скрылись из нашего поля зрения. Ещё некоторое время были слышны всхлипывающие звуки шагов по болотистой тропе, но вот и они затерялись, пропали.

Я очень устал, тяжело и хрипло дышал — прямо как старый запряжной конь, постоянно смахивая единственной рукой, обильный пот со лба, но — упорно шагал вперёд.

Как бы там ни было, вскоре мы выбрались на узкую грунтовую дорогу. Я тут же привалился к какому-то придорожному камню, вытянув свои усталые ноги на всю дорожную ширину. Айна, шепотом попросив меня никуда не отходить, растворилась в темноте — чиго, они в темноте не хуже котов камышовых всё видят. Кругом — непроглядная ночь, ни фонарика, ни даже спичек в этой суматохе я взять с собой не успел, а звёзды — помощники в этой ситуации невеликие, только далёкое зарево пожара чуть-чуть рассеивало темень.

Полная тишина, ни своих, ни чужих.

Минуты через две моего горла коснулась холодная сталь, и знакомый голос негромко произнёс по-русски:

— Спокойно, Андрюха. Кругом — только свои.

Ну, так и есть, Лёха, морда арестантская, нарисовался. Нашёл нас всё-таки, бродяга. Теперь, слава Богу, легче уже будет. Теперь совсем я этим Хозяевам не завидую.

Лёха убрал от моего горла нож, включил фонарик, осветил своё худое лицо, украшенное, как всегда, реденькими усишками и ехидной улыбкой.

За его спиной, в свете фонарика, мелькнула чёрная хищная тень, и на затылок приятеля обрушилось что-то тяжёлое…

Айна, конечно, не виновата. Откуда она знать могла, что Лёха — свой? Тем более он ещё и по-русски говорить начал. Видит девчонка — незнакомец к моему горлу тесак приставил, слышит — базарит что-то на языке непонятном. Ну, и что она должна была подумать, спрашивается? Саданула Лёху по затылку корягой, под руку подвернувшейся.

Что характерно, от души вмазала. Пришлось Марку и доктору Мюллеру бесчувственное тело в деревню на руках тащить. Ещё при Лёхе ящик фанерный обнаружился, тяжёленький — килограмм пятнадцать будет, плюсом — рюкзак с продовольствием и боеприпасами в ассортименте, автомат. Это уж мы с Айной несли. Вернее, в основном она, из-за раны помощник был из меня — аховый.

Устали все, как мулы последние, педальные, в грязи болотной измазались, уже на рассвете к деревне вышли.

Пристроили бедолагу в гамак, через некоторое время доктор Мюллер к Лёхиному носу ватку, нашатырём смоченную, поднёс.

Помотал дружбан головой, глаза открыл.

— Ну, и кто это меня оглаушил? Кто это умудрился — бесшумно так ко мне со спины подобраться? Что это — за нинзя такой? — Спрашивает.