– Всё не так, Таша.

– Да. – Она отвела взгляд, глядя в окно, пока горечь разливалась в душе чёрной смолой. Горечь того, о чём они говорили. Горечь потери друга, оставшегося в замке из звёздного камня, и другого друга, чьё сердце билось, но отныне и впредь – для кого угодно, кроме Таши. Горечь осознания, что Найдж умер, понимая, как жестоко был обманут. – Ты уже говорил это… летом.

…как здорово наконец видеть солнце. Солнце, которое сияет так же ярко, как до той кошмарной ночи, где многие сорвали маски, слитые с кожей.

Что бы ни произошло под ним, солнце всегда будет светить так же безмятежно.

От этого осознания ей становилось ещё горше.

…«всё не так, как ты думаешь»…

Когда-то она боялась быть лишь разменной монетой в игре бессмертных. Теперь она знает правду, но та пугает её не меньше.

Сколь изощрённая пытка, думала Таша. Свести тебя с той, кого ты любил сотни лет назад: не с женщиной, готовой принять твою любовь, но с девочкой, едва повзрослевшей. Смотреть, как ты обрекаешь себя на то, чтобы быть ей отцом, не больше. Как мучаешься, когда она признаётся тебе в любви, обнимает тебя, просит быть с ней – так искренне, по-детски невинно, – а ты знаешь, что не смеешь, не посмеешь переступить черту…

Браво, Лиар.

Что с ним сделала вечность? Что заставило сильнейшего из амадэев так мучить тех, кого когда-то он любил больше себя?..

– Почему ты не сказал мне?

– А ты бы поверила?

– Нет. Я и сейчас не верю. Не хочу верить. – Найдя пальцами янтарную подвеску, всё ещё висевшую на её груди, Таша стиснула её – точно, если держать её достаточно крепко, в ушах вдруг раздастся голос Найджа, весёлый и живой. – А летом… ты же понял, кому подчиняется Кэйрмиль. И тоже промолчал.

– Я не знал, чего добивается Зельда. Не видел смысла пугать Норманов, рассказывая, кто именно стал их врагом. Как и раскрывать всю подноготную обо мне и наших с сестрой взаимоотношениях.

Опершись на локоть, Таша медленно села в постели.

…горечь. Горечь понимания, что новое знание освещает историю, которую ей когда-то поведали, другим светом. И в этом свете взрастают зёрна сомнений, заботливо посеянных в ней не так давно.

…«спроси его, когда представится шанс»…

– Скажи мне, Арон…

– Да?

…магия амадэя вступила в конфликт с тем, что она чувствовала на самом деле…

…она любила одного, а магия твердила ей, что другого…

Он ни разу не произнёс имён. Ни Лиара, ни своего.

Но амадэями были они оба.

– То, что ты рассказывал о Лори… о том, почему Лиар поклялся тебе мстить…

…спросить или нет? Если не спросит, будет сомневаться до конца жизни.

Но если спросит – и получит ответ, которого не хочет слышать…

– Скажи… это правда?

Для карточного стола его лицо было идеальным. Для неё – открыло то, о чём она должна была догадаться давным-давно.

Солги, забывая дышать, подумала Таша. Пожалуйста, солги. Солги – я поверю.

Я ведь обещала верить тебе…

Арон качнул головой.

…вот она. Правда, которой она так желала.

Правда, которой она так боялась.

– Значит, Лиар не лгал. – Почему-то было важным произнести это вслух. – Это ты убил её.

– Я не мог сказать тебе правду. Я знал, что после… ты не сможешь относиться ко мне по-прежнему.