– У нас теперь Кес есть, мы быстро до мамы долетим, где бы она ни была…
Таша сделала ещё шаг, сойдя с последней ступеньки, – и остановилась.
– Лив…
…конечно, для подобного разговора это было не лучшее время и не лучшее место. Но Таша так устала от лжи – своей собственной в том числе, – что хотела покончить с ней раз и навсегда. По крайней мере, там, где это возможно.
Она лгала сестре всю её жизнь.
Хватит.
– Лив… мы не сможем вылечить маму.
Джеми смотрел на неё с затаённым ужасом, но Таша, присев на корточки, перехватила руки сестры, сжала маленькие ладошки в своих. Лив имеет право знать правду; имеет право жить без того, чтобы её кутали в паутину прекрасной лжи.
Так, как кутали Ташу.
– Не сможем? – спросила Лив непонимающе.
– Мама…
…скажи ей, шепнул голос девушки в чёрном. Скажи жестокую правду, которую она должна знать.
– Она…
…скажи…
– …мертва. – Таша смолкла, смиряясь со звучанием собственного голоса. – Маму убил…
– Врёшь!
Лив отшатнулась, пытаясь вырвать руки из девичьих пальцев.
– Я не хотела тебе говорить. Да только однажды ты бы всё равно поняла, и всё было бы только хуже. – Таша потянулась обнять сестру, но Лив увернулась. – Она… она сейчас на небесах с папой. – Только не с твоим, с горечью добавила девушка про себя. Но этого я всё же пока не могу тебе рассказать. – Я верю, она счастлива там, и…
– Но если ты не врёшь мне сейчас, ты… ты врала мне с лета? – Сестра смотрела на неё широко открытыми вишнёвыми глазами – и Таша остро, болезненно понимала, как похожи они на глаза Ленмариэль Бьорк. – Всё это время врала, а ты… – девочка перевела взгляд на Джеми, на веснушчатом лице которого расцветал стыд, – ты знал?..
Когда Лив отступила на шаг, Таша сама разжала пальцы.
Ужас, написанный на детском лице, ясно подсказал ей: сейчас сестру лучше не удерживать.
– Я думала, хоть вы… никогда не станете…
Девочка всхлипнула – и побежала прочь по белому коридору.
– Лив! – Таша кинулась следом, но сестра обернулась, и выражение тёмных глаз заставило девушку замереть.
– Ненавижу тебя! Вас обоих ненавижу! – В крике звенела яростная, неподдельная злоба. – Не хочу вас видеть! Вы… вы…
Захлебнувшись воздухом, Лив побежала дальше.
Таша следила, как сестра скрывается за углом, свернув в одну из дворцовых зал, дававшую начало бесконечной анфиладе.
– Она не всерьёз, – сказал Джеми негромко, взяв Ташу за руку. – Сейчас лучше её не трогать, но она поймёт… потом. Ты же хотела как лучше.
– Да. – Чувствуя бесконечную усталость, девушка шагнула туда, где в конце длинного коридора ждал их зал суда. – Хотела.
Как они дошли до этого? Когда успели погрязнуть во лжи настолько глубоко, что ложь стала частью их самих? Потому сейчас так больно её разрывать – ведь тем самым ты собственной рукой режешь по живому свою веру, свои надежды. Острым молотком разбиваешь картину мира, так спокойно существующую в твоей голове.
…ей хотелось бы, чтобы мир был простым. Однозначным. Делящимся на белое и чёрное, хорошее и плохое, правых и неправых. Не бьющимся на оттенки серости, не вынуждающим каждодневно делать выбор между большим и меньшим злом, не стирающим в пыль границы между благом и злом. Не оставляющим сомнений в своей правоте. |