На него бросились сразу. Огромный белый мешок из-под цемента со всей тяжестью, которую он привык чувствовать, навалился с ветром на старшего вагоновца.

Но пакет просчитался. Он был отброшен точным ударом в черную надпись «Цемент строительный». Не на того напал.

— Нет, это не враги, — задумчиво сказал Картуз отряхивая синий мундир от серой пыли.

— Почему? — не понял Ведеркин.

— Надписи на нашем.

— Ограбили склад, — предположил лейтенант, — а цемент вытрясли. Или нет, они им окопы забетонировали.

— Чьи? — удивился Картуз.

— Все! Свои наполовину, а наши полностью. Чтоб не залезли.

— Не логично, — покрутил головой инспектор, — а мы должны найти того, кто бы делал это логично. С умыслом. Это и есть преступник. Ясно?

— Так точно! — ответил Ведеркин и ловко увернулся от залетевшей упаковки от воздушной кукурузы.

Картуз никак не думал, что это дело окажется для него самым сложным. Все отпечатки пальцев на пакетах в картотеке инспектора, совпадали лишь с исключительно проверенными и надежными лицами, вроде соседки и дворника Самсона Игнатовича, который сам многих нарушителей ловил с поличным и мечтал стать юным вагоновцем. Избушонок след брать отказывался наотрез.

От запаха пакета он забивался в картузовский валенок и не хотел выходить, пока целлофан не убирали. Следствие терпело одну неудачу за другой. А над Картузом еще висел и сценарий своей завтрашней передачи. День пропал впустую. Это у Картуза-то! Который в сутки открывал и тут же закрывал по нескольку дел, как банки с вареньем.

Оставалась единственная надежда, что орудующий пакетами преступник, как и всякий вредный тип, работает ночью, причем в перчатках, причем досыпает в пакеты какое-то вещество, напрочь отбивающее нюх у породистых избушек с прекрасной родословной. Без устали шныряя по кисляевским подворотням, шелестящим в ночи пакетами, сыщики рьяно пытались напасть на след бандита, но тщетно. Либо он был слишком искусен, либо происходило что-то, выходящее далеко за грани возможного. Но в это Картуз не верил. Он верил в Устав ВАГОНА и в логику. Тем не менее…

Лейтенанту показалось, что за ночь Картуз постарел на десять лет.

Глаза Ивана Ивановича все время растерянно бегали, словно искали связь всех частей происходящего.

Он думал, думал, думал…

Пакеты грозили уже не только Кисляевке. На рассвете, понуро бредя к своему зеленому дому, вагоновцы увидели Самсона Игнатовича. Он жег пакеты.

Даже будучи в глубокой печали, Картуз отметил, что цвет у дыма больно странный. На пороге они пересекли колонну тараканов с багажом, которые куда-то спешно переселялись. Их телеги, нагруженные чемоданами, поскрипывали, а многие тащили поклажу на себе. С ними ушел и ВАГОНовский таракан. Боевой друг Картуза, участвовавший в деле о ведьме. Тут затрещал телефон.

Картуз кинулся к аппарату. Звонили из столицы, оказывается, шайка (а теперь уже не приходилось сомневаться, что это шайка) успела и там. Пакеты грозили стране. Картуз обещал помочь, как только справиться с местными целлофановыми бандитами. Тут Иван Иванович почувствовал сильный голод и вспомнил, что после оздоровительной шотландской овсянки, он ничего не ел. А было не плохо скушать оздоровительного хлеба, с оздоровительным молоком. Для экономии времени сам инспектор отправился за мучным, а лейтенанта откомандировал за молочными продуктом.

Вежливо поздоровавшись в булочной с продавщицей, он занял очередь за Овсяной Ивановной, которая проходила в деле по тяжбе с колодезным.

Овсяна Андреевна, купила булку нарезного батона и булку столичного, затем попрощалась и вышла. Картуз попросил батон крестьянского.

Выйдя за двери, он остановился, чтобы положить хлеб в сумочку, но, так и не положив, остановился как вкопанный.