Антон пошёл к дому, ощущая, что до полного распада остаются считанные минуты. Тело давно было мёртвым, настал черёд расстаться с ним вовсе.

Жалко?

Жалко… Или нет. Вопрос возможности передвижения, не более.

До двери, поднявшись по трём невысоким ступеням крыльца, он добрался, когда левая нога уже переломилась где-то в районе лодыжки, треснула, оседая в ботинок так кстати ограбленного доктора. Тело едва не рухнуло на спину, но Антон успел ухватиться за дверную коробку и втащить себя, забросить через порог.

Там он рассыпался на части, как разваливается плохо собранная игрушка, если её с силой бросить о пол. Одежда худо-бедно помешала разлететься по углам, но как единого организма – его больше не было.

– Ну ты даёшь, мальчик! – удивлённо сказал кто-то. – Красиво зашёл. Поднимайся, я рада таким гостям.

– Э-о-у… – с трудом произнёс Мякиш, лежа лицом в пол: он даже не видел, кто с ним говорит, а шея больше не крутилась. Женщина. Судя по голосу, нестарая. И насмешливая.

– Не могу? – звонко рассмеялась она. – Ладно… Вставай, вставай, любое тело – всего лишь одежда. Пришло время сменить наряд, мальчик.

«Какой я, к чёрту, мальчик?!» – возмутилась где-то внутри Антона его хмурая недоверчивая часть, страдающая, к тому же, изрядной и никому не нужной склочностью.

«А ведь да! – это уже вступило другое, куда более мудрое существо, живущее там же. – По сравнению с ней мы все – мальчики. Те, кто не девочки, конечно».

– Нет, если есть желание – поваляйся пока на полу. Надоест, сам встанешь.

– А-о-е-о, – откликнулся он. Нос хрустнул и сдвинулся набок.

– Так иди сюда, раз надоело!

И он справился: тогда, в коридоре диспансера – как давно это было, ещё утром! – выйти из умирающего тела было проще, но и сейчас получилось. Мякиш поднялся, глядя на разлагающуюся плоть под ногами; теперь он стал чист и бесплотен, хотя и по-прежнему жив.

В какой-то мере.

Полупрозрачное нечто, светло-серое, вылепленное из густого киселя его мыслей, чувств и силы духа, сжимало в руке билет на аттракционы – единственный материальный предмет, которым ему позволено было сейчас владеть.

5

На вид ей было лет тридцать. Невысокая, довольно полная, с некрасивым, но породистым лицом, сразу говорящим о средиземноморских корнях – крупный нос, сочные губы, большие карие глаза. Одета хозяйка домуса оказалась вполне в стиле своего странного жилища: тёмно-зелёная туника поверх длинной белой, складки, драпировка, никаких пуговиц и застёжек. И сандалии на ногах, хитрый узор из переплетённых кожаных ремешков, уходящий выше щиколотки.

– Ты бы определился со своим видом, мальчик, – хмыкнула она. – Не то, чтобы я не любила призраков, но хотя бы из вежливости…

Мякиш хотел было возразить, но понял, что исполнить просьбу ему вполне по силам. Тело? Он шагнул – скорее, даже медленно перетёк – вперёд и представил себя таким, как вышел из купе в коридор поезда, когда всё началось. Даже одежда оказалась на месте. Минус кожанка, конечно, в римском доме было довольно жарко, сейчас он это чувствовал.

Его обрадовало, что вообще все телесные ощущения вернулись, в отличие от дня, проведённого после смерти в коридоре в мире, лишённом тепла и холода, запахов и вкусов – да какие, к чёрту вкусы! он ничего же и не ел.

– Неплохо… Лет тридцать пять? Мы выглядим почти ровесниками, – довольно заметила хозяйка.

– Вы красивее.

– Так ровесниками же, а не близнецами! – рассмеялась она.