Нет никаких друзей. Ничего нет. Есть только он сам, голый и босой, как все мы при рождении, и ему одному отвечать за все ошибки, даже если он их не делал.

– Эджайл! Эджайл! Досрочное погашение! Страхование жизни! – вместе со стуком колёс тележки ворвался в уходящее невесть куда сознание бодрый голосок, вытащил, поставил на место. – Грейс-период, грейс-период!

Чокнутый Герка оказался рядом, непонятным образом просочившись через сплочённые ряды санитаров. Походя сдвинул в сторону удивлённого Женю, оттолкнул зубастых девушек и встал прямо перед Антоном, тыча пальцем ему в грудь:

– Кредитная карта! Отдай! Досрочное погашение! Маркетплейс, стартап, тимбилдинг!

Мякиш понял, что городской сумасшедший требует от него вернуть тот самый кусок коры, выкинутый сразу после получения. И пока этого не произойдёт, неведомо, что и делать. По крайней мере санитары отнеслись к Герке довольно уважительно.

– Потерял, – сказал Антон. – Так получилось. По причинам внутреннего свойства.

– Коворкинг? Коливинг? – наклонив голову на бок и став удивительно похожим на задумчивую курицу, уточнил псих. Глаза его, неожиданно цепкие и разумные, поглядывали над золотой оправой съехавших на нос очков.

– Ко-ко-ко… Ничего нет. Вообще. Веришь?

– Фрилансер… – протянул Герка и выставил раскрытую ладонь: – Квиз?

Мякиш твёрдо знал, что в кармане перепачканных ржавчиной и землёй джинсов не было ничего, кроме билета на аттракционы (посёлок Насыпной, тётя Марта! не забыть, не свернуть…) и розовых очков в круглой оправе, украденных в интернате. Именно их он медленно достал, протянул сумасшедшему банкиру. Потом вытер кровь с шеи: прокушенные вены болели, кожу щипало и дёргало, как от загнанных глубоко внутрь иголок.

Некого здесь спасать. И незачем.

– Локдаун! – радостно взвизгнул Герка и схватил очки.

Антон разжал пальцы, отпуская дужку, потом отбросил радостного зелёного гномика с взрослым лицом в сторону, прыгая вперёд. Ни санитары, ни застывшие столами бывшие друзья ничего не успели сделать. Повалив в прыжке коляску, откуда рассыпались на гранит перевязанные яркими аптечными резинками пачки свежих листьев, Мякиш слегка согнулся подобно бегуну-спринтеру, и рванул к парапету.

Единственный, кто успел хоть что-то, был Женя: он ухватил пролетающего мимо Антона за рукав футболки и едва не оторвал его. Но было поздно. Мякиш уже подпрыгнул, оттолкнулся от парапета, и свалился вниз, на узкий край песка, за которым шевелилась река.

– Стоять! Стоять! – орали за спиной. Он даже различал голоса Толика и Геннадия, визгливый присвист Лерки и бархатное сопрано девушки мечты.

Но не остановился. Какая разница, кто и что тебе кричит, если перед тобой одна-единственная дорога отсюда. И далеко не факт, что она приведёт в лучшие места, но вся наша жизнь – движение. От этого ягодицы крепче и дыхательный аппарат.

Всё-таки здорово, что он не попал тогда в армию, поступив в университет. Убили бы. Точно, убили, пользуясь слабостью ягодиц.

Песок кончился так же внезапно, как и начался. Мякиш рухнул в воду: оказалось на удивление глубоко, как если бы прямо от берега начинался обрыв. И поплыл, вспоминая давно забытое – вдох в сторону, гребок одной рукой, второй, выдох в воду. Кроссовки мешали, но пока не сильно, а вот одежда мгновенно промокла и стесняла движения.

И не только одежда: кто-то ухватил за ногу, мешая плыть.

Мякиш обернулся и увидел злое лицо Бони, голову, облепленную мочалкой мокрых волос. И только теперь понял, что впервые увидел его не в интернате, нет! Это был один из тех «спортсменов» в тамбуре возле станции «посёлок Насыпной», один из его убийц.

Рядом с Боней всплыло мерзкое усатое лицо Олежека, он попытался схватить Антона за вторую ногу.