— Замолчать? Но почему? — спросил Бернар.

— Там, он там, у двери! — прошептала Катрин на ухо Бернару.

— Он! — вскрикнул Бернар. — Зачем он сюда пришел?

— Тише! — сказала Катрин, сжимая руку молодого человека. — Твоя мать пригласила его, господина мэра и мадемуазель Эфрозину… Бернар, он твой гость!

На пороге действительно стоял элегантный молодой человек, в утреннем сюртуке и цветном галстуке, с хлыстом в руках. Увидев молодых людей почти в объятиях друг друга, он, казалось, раздумывал, войти ему или выйти.

В это мгновение глаза Бернара, метавшие молнии, встретились с его взглядом.

Парижанин почувствовал себя так, словно попал в логово тигра.

— Извините, господин Бернар, — прошептал он, — но я искал…

— Да, и в ваших поисках вы нашли совсем не то, что искали?

— Бернар! — прошептала Катрин. — Бернар!

— Оставь! — сказал молодой человек, пытаясь освободиться из рук Катрин. — Мне надо сказать господину Шолле несколько слов. А после того как я скажу эти слова и задам ясный и четкий вопрос, все будет кончено.

— Бернар, будь спокойнее, сохраняй хладнокровие! — настаивала Катрин.

— Не волнуйся, дай только мне сказать два слова этому… господину! Или же, клянусь честью, вместо двух, я скажу ему куда больше!

— Хорошо, но…

— Да не волнуйся, я тебе сказал!

И резким движением, в значении которого нельзя было ошибиться, Бернар подтолкнул Катрин в сторону двери.

Девушка поняла, что всякое противодействие, физическое или моральное, только усилит гнев Бернара. Сжав руки, она бросила на него умоляющий взгляд и направилась к выходу.

Когда дверь кухни захлопнулась за Катрин, молодые люди остались одни.

Бернар подошел к двери и, убедившись в том, что она закрыта, поплотнее задвинул запор.

Затем он повернулся к Парижанину:

— Ну что ж, сударь, я тоже искал кое-что или, вернее, кое-кого. Но мне повезло больше, чем вам, потому что я нашел того, кого искал. Я искал вас, господин Шолле!

— Меня?

— Да, вас.

Молодой человек улыбнулся: перед ним стоял мужчина и ему можно было ответить по-мужски.

— Вы меня искали?

— Да.

— Но мне кажется, что меня не так уже трудно найти.

— За исключением того случая, когда вы уезжаете утром в тильбюри, чтобы дождаться парижского дилижанса на дороге в Гондревиль.

Молодой человек вскинул голову и ответил с высокомерной улыбкой:

— Я выезжаю в такое время, какое мне подходит, и еду туда, куда хочу, господин Бернар. Это никого не касается.

— Вы совершенно правы, сударь, каждый человек свободен в своих действиях. Но есть одна истина, какую, я надеюсь, вы не будете оспаривать, несмотря на то что услышите ее от меня, так же как я не оспариваю то, что сказали вы.

— Какая же это истина?

— Та, что каждый человек — хозяин своего добра.

— Я не спорю с этим, господин Бернар.

— Вы, конечно, понимаете, господин Шолле, что мое добро — это мое поле, если я обрабатываю землю; моя овчарня, если я выращиваю скот; моя ферма, если я фермер… Так вот, если кабан выйдет из лесу, чтобы опустошить мое поле, я спрячусь в засаде и убью кабана. Если волк зарежет моего барана, я выстрелю в него и он получит пулю. Если лиса забежит в курятник и задушит моих кур, я поставлю капкан и, когда она попадется, размозжу ей голову каблуком сапога! Пока это поле не было моим, пока бараны и куры принадлежали другому, у меня не было такого права.