Став императрицей Прайды я была свято уверена — вот оно дно, но нет — впереди меня ждало жертвоприношение!
Пробив себя насквозь ржавым мечом Мрано, я была стопроцентно уверена, что всё — теперь оно точно всё, но впереди оказалось кое-что похуже смерти.
И, казалось бы, что может быть ещё хуже всего выше перечисленного? Что ж, в данный конкретный момент у меня был точный ответ на поставленный выше вопрос — хуже, это неизвестный мне мир, хуже, это умерший кесарь, который вообще-то бессмертный, чтобы его гоблины сожрали! И хуже — это ограничение во времени, которое утекало как песок сквозь пальцы и я могла лишь надеяться, что когда мы с кесарем вернёмся… нам будет к чему возвращаться. Если мы вернёмся. Если я всё сделала правильно, оставив кинжал в его сердце. Если я поступаю правильно, ничего не делая сейчас и просто доверившись Араэдену. Если…
Я просидела рядом с кесарем до самого рассвета.
Я нервно проследила за тем, как волки, сменив личину, расчищают степь от тел павших и добитых и роют внушительную могилу императору Эрадараса. Провожать его они действительно собирались с почестями — два чешуйчатых мужика отливали из золота и серебра, используя странную магию взаимодействия с металлами, скульптурные изображения того, как сражался кесарь. Несмотря на всё их мастерство, я, имеющая возможность сравнить оригинал с дубликатами, вынуждена была честно признать — оригинал был на порядок лучше. Бледнее, мертвее, но всё-таки лучше.
За эту длинную неимоверно долгую ночь я, вероятно, впервые рассмотрела своего мужа, изучив взглядом каждую черту его надменного высокомерного лица, каждую морщинку, каждую мышцу на рельефной груди, ширину плеч, выемку на шее, острые сверху уши, точёные скулы, губы, через которые не вырывалось и вздоха. И не знай я кесаря так, как знала его уже, наверное, только я — решила бы что всё, он мёртв, а я цепляюсь за невнятную надежду на что-то.
* * *
Когда на горизонте начало подниматься солнце, я со всей очевидностью поняла — это не мир высших. В смысле может на момент появления кесаря он и принадлежал им, но Верхним этот мир точно не был — огромное красно-багровое солнце, и существа, даже упоминания о которых я не находила в Эрадарасе указывали на то, что мы вообще гоблины его ведают где. Да, Готмир был ещё не самым страшным в моей жизни, далеко не самым страшным.
Когда солнце оторвалось от горизонта, в двух шагах от меня возник бывший волк. В свете наступившего утра он предстал в чёрной расшитой золотом тунике, с зачёсанными назад отросшими за ночь волосами и даже в сапогах.
— Женщина, — начал было он.
С отрешенным недоумением обнаружила, что мужик вещал не раскрывая рта. Интересный ораторский механизм, но интерес был не настолько сильным, чтобы продолжать дискуссию. Мне бы в целом вовсе не хотелось её продолжать, но судя по тому, что могилу уже вырыли, надгробие выплавили, статуи установили — всем им требовался труп. Как я понимаю труп спасителя.
— Как давно у вас появились высшие? — устало спросила я, понимая, что сейчас, вопреки приказу кесаря, мне придётся сражаться. За него же.
— Четыре солнца назад, — всё так же не открывая рта, сказал бывший волк.
— И вы всё это время прятались? Или могилу моему мужу старательно готовили заранее?
Склонному к смене обликов мужчине явно не понравились ни мои вопросы, ни тон, которым они были заданы, но там вдалеке нетерпеливо мялась склонная к захоронениям толпа, а потому он всё же ответил:
— Боги убивали. Всех. Высасывали жизнь из женщин, детей, воинов, что пытались дать отпор. И пришёл он, — волк кивком головы указал на того, кто просидел в полулежащем положении всю ночь и всё ещё не подавал признаков жизни. — Он сказал скрыться в лесах, горах и пещерах. |