Мне пришла опять в голову мысль уехать, но только куда-нибудь в хорошее, здоровое место, куда-нибудь на юг. Мысль эта поддерживалась тем, что Саша всю зиму хворал. Он очень себя вёл неосторожно, дома сидел, только если была новая книжка, остальное время проводил во дворе с ребятами. Иногда кажется, что он поступает как трёхлетний. Я сообщила К.К. мой план. Он ничего не сказал, но принёс мне справочник вузов и втузов СССР. Я написала для пробы несколько писем, в том числе в Новочеркасск Нейману.

Андрей, скорее, одобрительно отнёсся к моему проэкту. Осенью он подлежал призыву и считал потом возможным устроиться где-нибудь вне Урала. На Урале ему везде предстояли встречи с бывшими товарищами, которые были предназначены занимать командные высоты. Пантелеев, Филиппов и другие в качестве начальства – это значило определённо травму, месть за его злой язык и высокомерное (по существу) отношение к ним.

Мое намерение переменить место особенно укрепилось, когда я узнала, что К.К. назначен деканом общетехнического факультета, то есть он стал моим прямым начальством. К.К. был не самый удачный кандидат. Он учёный, но не администратор. Работы этой не любит, иногда бывает излишне груб и часто в своих выводах поражает неожиданностью, прямо непродуманностью. Ему и не хотелось этой работы, но пришлось подчиниться, впрочем, он всё свалил на Скворцова, благо Скворцов, хоть и помдекана, но всё же умный человек.

У К.К. были тогда другие заботы: надо было устраивать кружки иностранных языков для музейских сотрудников, в сущности для Они. Хотя Оня и изменила ему, сойдясь со своим мужем, но всё же надежды ещё не были утеряны. Клингенберг, злостная сплетница, пустила слух, что К.К. потому устроил кружки, чтобы из своей любовницы приготовить «нового консультанта в кабинет иностранных языков». Она же распространяла слухи, что теперь кабинету будет плохо, что он из-за меня будет его преследовать. На самом деле было обратное. Как профессор и научный работник, К.К. всегда относился к кабинету хорошо, он по моей просьбе закупал книги в Москве и в Ленинграде; как декан он предложил мне с ним работать, заявил, что будет помогать и что «мы вдвоём устроим такой кабинет, какого в Москве и в Ленинграде нет». Беда в том, что мне было не до кабинета. Когда же мне при этом говорили о научной работе, которую я якобы могу написать, это звучало уже как издевательство, но на самом деле К.К. говорил серьёзно.

Вообще, желая избавиться от меня как от жены и даже соседки, К.К. все усилия прилагал, чтобы создать мне положение в другой области. Пришло письмо от Неймана из Новочеркасска – он приглашал приехать, прислал учётный листок кадров для заполнения и рассыпался в любезностях. Но то, что он мне предлагал, было всё же недостаточно определённо.

Мне пришло в голову использовать приглашение в Новочеркасск для получения более длительного отпуска, за время которого я бы выяснила положение Миши и своё собственное. Я предполагала использовать как очередной отпуск июнь с июлем и попросить ещё командировку на сентябрь и октябрь. К ноябрю уже вопрос о квартире должен был решиться. Меня очень обнадёживали в этом отношении письма Юли, которая усиленно звала меня в Ленинград, обещая устроить комнату в Удельной или Шувалове. На лето она собиралась ехать с театром на Кавказ. Я предполагала осень прожить в Ленинграде с детьми.