на Народную Волю с телеграфным уведомлением на Горный институт. Напиши, получила ли перевод.
Делал 15 октября доклад на техсовещании (при большой аудитории, в присутствии нач. ДВГУ и «корифеев» дальневосточной геологии). Доклад всем понравился. Работу хвалят. Подметили некоторые ошибки, вполне исправимые в процессе камеральной обработки.
А также немножко влетело за неряшливые записи в полевых дневниках. Отчитывалось пока только 3 человека (вернее, 3 нач. партии). Мой сосед с севера, нач. I партии, кандидат геологических наук Трифонов (из Ленинградского тех. института) осрамился со своей работой, её забраковали. Начальника крупномасштабной партии Шкляева, производившего совместно с нач. экспедиции Скороходом съемку в масштабе 1:50 000 структуры в средней части течения Маи, здорово общипали. Работу признали неудовлетворительной, а Скорохода постановили привлечь к уголовной ответственности. Материалы их работы в скором времени будут разбираться в Москве, в Центргеоконтроле. По-моему, Скорохода восстановят в тресте, так как его заслуги на ДВ очень велики и допущенные ошибки не столь уж грубы. А то, что нефть в Аяно-Майском районе есть, сейчас уж никто не отрицает.
Получил комнату, небольшую, но тёплую и светлую. Доволен. В магазинах промтоваров почти нет, так что послать тебе из одежды пока ничего не могу.
Сегодня иду в театр на выступление Викторины Кригер, завтра в Музкомедию – на «Цыганский барон».
Пиши о Мише и Юле. Привет Юле и её мужу.
В Ленинград, видимо, нынче поехать не удастся.
Как видишь, я доволен и работой, и условиями.
Ну, прощайте, мои родные. Целую всех вас,
сын и братишка Андрей.
Засушил много цветов в районе работ. Некоторые вполне схожи с уральскими.
20 января 1943 г., Красная речка
Мама! Здравствуй!
Не имею от тебя ни одного письма с сентября месяца. Беспокоюсь. О вашем житье-бытье меня более или менее информирует Катеринка, которая поддерживает с тобой почтово-телеграфную переписку. Чем объясняется, что ты не отвечаешь на мои письма, – не знаю. Хотел бы думать, что это вина почты – но почему тогда другие письма доходят?
Неужели ты, моя родная, рассердилась на своего сына? Но для этого как будто не было причин, а вины за собой перед тобой, Мама, не чувствую, за исключением моих прошлых, юношеских и детских проказ.
Напиши, что с Мишей! Поподробнее. Опиши вашу жизнь: питание, одежда, обувь, дрова. Отцу и Сашке писал письма – получил ответ, в котором отец весьма искренне обещает сделать всё возможное, чтобы вселить в Сашку «геологический» дух, развивая в нём любознательность и любовь к науке.
В моей жизни никаких перемен. Она ровна и однообразна и строго ограничивается рамками воинского устава. Разнообразится она лишь редкими визитами Катеринки. На днях, случайно будучи послан в Хабаровск, сумел попасть на три часа к себе домой – свидание было слишком кратким, а присутствие посторонних мешало и раздражало.
Я сыт, одет, обут, к тяжестям воинской жизни привык, физически стал крепче и выносливее. По-прежнему скучаю по своей семье, по тебе, Саше, Ксене, Юле, Мише. Конечно, по Катеринке и по геологии. Учиться, по-видимому, кончим к весне. Дальнейший свой путь не знаю.
К весне обещают выпустить красным офицером – наденут погоны.
Армия дала мне много полезного: я стал дисциплинированнее, подтянутее, аккуратнее, но ещё у меня много расхлябанности. Думаю, что из меня командир получится, но всё же основное моё призвание – это геология. Основное моё желание – продолжать работы по изучению геологии Дальнего Востока, который стал моей родиной. После войны, когда обстановка и время позволят мне собрать семью воедино, перевезу вас к себе в Хабаровск.
Ну, всё пока. Пиши, Мама! Жду твои письма, а их нет и нет.
Крепко целую и обнимаю тебя, Сашку, Ксеничку, Юлю. |