Евгений Сухов. Казначей общакаЯ-вор в законе – 12
ЗА СТЕНОЙ И НА ВОЛЕ
СЕКРЕТ ПЯТАКА
Глеб Иванович с интересом посмотрел на заключенного, уже изрядно пообтершегося по камерам, с огромной ссадиной на лбу. Такое впечатление, что надзиратели силком волокли беднягу до кабинета хозяина, не пропуская при этом ни одной ступеньки. – Гражданин начальник, мне с тобой на линию нужно выйти, – неприязненно посмотрел тот на Коваля. – Где это ты ободрался? – доброжелательно поинтересовался Глеб Иванович. – Со шконаря слетел, – грубовато обрезал арестант. Полковник Ковров хмыкнул: – Если разговаривать не хочешь, может, тогда стоит в камеру вернуться? – Базар серьезный пойдет, гражданин начальник, ты бы убрал этого дубака со спины. Не для слухачей перетирка. Коваль двинулся вперед, угрожающе повертев дубинкой. – Отставить, – негромко распорядился полковник. – Обыскали его? – Так точно, товарищ полковник, пустой, – доложил прапорщик. – Ладно, иди… если что, позову. Потолкайся пока здесь под дверью. – Есть, товарищ полковник, – Коваль спрятал за спину дубинку и, четко развернувшись, вышел. – Ну что там у тебя? – несколько раздраженно спросил полковник, всем своим видом давая понять, что государственное время он обязан тратить на более существенные дела, чем на бессмысленную беседу с арестантом. И если он снизошел для разговора со своим подопечным, то только потому, что он человек по натуре очень мягкий и привык заботиться о заключенных. Но действительность была иной: Коваль отважился привести заключенного к хозяину не сразу, а сначала позвонил ему и сумел убедить его в том, что дело, наверно, не простое и что такие блатные, как Пятак, на «амбразуру» без причины не кидаются. Не исключено, что тот не поладил со смотрящим камеры, а следовательно, есть возможность перекрасить блатного в красный цвет. – Начальник, мне в аквариуме не жить, в стирки продулся, а крыть нечем. Если не поможешь – кранты мне, в лучшем раскладе – петушиный закуток… А такого позора не стерплю, уж лучше сразу косарем по венам. – Мне что, в кукарешник, что ли, тебя сажать? – заулыбался Глеб Иванович. – Пока вроде бы и не за что. – Кукарешник не спасет, если не сейчас зашибут, так потом. – Ты что предлагаешь, чтобы я тебе побег организовал? – разговор начинал веселить Коврова. Полковник снял китель и повесил его на спинку стула. Пятак сделался серьезным: – А если я тебе расскажу такое, за что и ворота распахнуть перед зэком не жалко? – Что же это такое может быть? – с наигранной беспечностью поинтересовался Глеб Иванович. – Свистишь, наверное. Пятак сидел напротив, на табурете, намертво привинченном к полу. Сидеть на нем было неудобно, у самого края выступала шляпка гвоздя и свирепо впивалась в мякоть заключенного. И каждый арестант непременно начинал ерзать, чтобы облегчить страдания. Пятак же не замечал боли, что само по себе настраивало на серьезный лад и заставляло думать о том, что разговор затевался нешуточный. – Гражданин начальник, я поганку гнать не привык, не той масти, а за пустой базар можно ответить по всей форме. Если хочешь на старости лет в золотые писсуары мочиться, то я тебе могу это устроить. – Клад, что ли, нашел? – скривился в ухмылке полковник, недоверчиво глядя на Пятака. – Кладом не назову, но денег там побольше, чем у персидского шаха. |
