Активность барона начала меня пугать. Все разворачивалось настолько по плану, что невольно закрадывались подозрения. Я поразмышляла на эту тему несколько минут и пришла к выводу, что беспокоиться не о чем. «Все таки все мужики одинаковы, – думала я без всякого уважения к собственной персоне. – Что британский аристократ, что редактор комсомольской газеты, что путешественник с мировым именем, что шеф КГБ... В основе их поступков лежит убежденность в собственной исключительности и стремление прежде всего понравиться. Потом они будут тебя любить, шантажировать, расспрашивать, терзать ревностью или жлобством, продавать с потрохами... Но первое дело – понравиться, произвести впечатление, продемонстрировать весь набор достоинств. Павианы по сравнению с мужчинами дети из образцово показательного интерната с музыкальным уклоном...»

– О чем вы думаете, Валя? – поинтересовался Гескин, уже устроившийся в кресле и, видимо, составивший план дальнейших завоеваний.

– О подготовке к отчетно выборному партийному собранию нашей первичной организации, – безучастно ответила я по русски.

Гескин заржал:

– Какая прелесть! Вы и с начальством так шутите?

– Если бы я вам сказала, сэр Джеральд, как я шучу со своим начальством, вы бы мне не поверили.

– Насколько я понял из вашей реплики, вы член коммунистической партии?

– Да, но очень вялый... Вам знакомо такое понятие, господин Гескин?

– В идеологическом смысле?

– А существует другой?

– Валя, вы просто прелестны. Я очень рад нашему знакомству и предлагаю закрепить его бокалом шампанского. Чему вы улыбаетесь?

– Я мысленно перевела вашу фразу на русский и вспомнила одного своего старого друга...

– Неприятное воспоминание?

– Как раз наоборот: воспоминание очень приятное. Человек неприятный.

– Вы мне определенно нравитесь!

– Ого, господин Гескин, мне послышались в вашем голосе деловые интонации. Вы приняли какое то важное решение?

– Вы поразительно догадливы... – барон запустил мощную пясть во внутренний карман роскошного темно синего пиджака с зологисто черной эмблемой Саутгемптонского крокет клуба и извлек изящную коробочку. – Не хотите взглянуть?

Коробочка была невесомой. Я осторожно открыла ее и не смогла сдержать вздох восхищения: это было платиновое обручальное кольцо, настолько плотно и ровно усеянное мелкой пылью алмазной крошки, что, казалось, держишь в руках диковинную елочную игрушку, хрупкую и нежную. Вне всякого сомнения кольцо это было шедевром ювелирного искусства.

– Изумительная и тонкая вещь.

– Правда? – Гескин обрадовался, как пионер из сибирской деревушки, получивший путевку в «Артек». – Это патент семьи Гескин. Все женщины нашего рода носили только такие обручальные кольца...

– Вы даже не представляете себе, как я рада за женщин вашего рода, – я осторожно закрыла коробочку и вернула ее барону. – Может быть, вы хотите, чтобы в порядке культурного обмена я рассказала вам, какие обручальные кольца носили женщины моего рода?

– Если уж вы решили быть настолько откровенной со мной, – сказал Гескин, аккуратно укладывая коробочку на место, ответьте мне на другой вопрос: вы замужем?

– А что, это так сильно бросается в глаза?

– И никогда не были?

– Господин Гескин, ваша проницательность меня пугает.