– Но куда мне идти?

– Иди вдоль реки, она выведет тебя к Ньюберипорту. Там... – Дальше я уже не слышу.

Машу Кит рукой и жду, не повернет ли она назад. Но она продолжает грести прежним курсом и вскоре превращается в крошечную темную черточку, едва различимую среди серых горбатых волн. Черт!

Я провожаю Кит взглядом до тех пор, пока она не вытаскивает лодку на побережье Плам‑Айленда. Убедившись, что ей больше ничто не грозит, я поднимаю капюшон и пускаюсь в одинокий обратный путь.

По моим подсчетам, до города не меньше пяти миль.

– Чертовы бабы! – бормочу я себе под нос.

Нет, не бабы и даже не женщины – девчонки. В этом вся проблема. Кит еще девчонка, пустоголовый, самоуверенный подросток, который ничего не знает и знать не хочет.

Продолжая чертыхаться, я пересекаю дюны и покидаю парк. Вскоре я вновь оказываюсь на шоссе №1. Опять эта чертова дорога! Чертов Массачусетс, чертовы Соединенные Штаты, чертовы «Сыновья Кухулина»! Надо было еще раз спросить у Кит про ее настоящую мать. Я уже заметил, что эта тема всегда выводит ее из себя. Тогда, по крайней мере, у нее была бы настоящая причина злиться.

Еще этот чертов дождь! Все к одному. Я «голосую», но ни одна сволочь не останавливается.

В конце концов я все‑таки добираюсь до моста через Мерримак, перехожу его и оказываюсь в Ньюберипорте. Вот и центр города, но во мне по‑прежнему все кипит. Эта Кит настоящая динамистка; я не сомневаюсь, что она прекрасно знает, что делает. Шлюха. Стерва. Настоящая Стерва с заглавной «С»! Впрочем, я сам виноват. Чего я, в самом деле, ждал от девицы, которая встречается с таким типом, как Джеки?

Я прохожу мимо полицейского участка, мимо палаток с мороженым, мимо театрика, в котором идут знаменитые «Кошки».

Пожарная каланча. Уотер‑стрит. Стейт‑стрит. Останавливаюсь напротив «Настоящих английских товаров».

В витрине болтается табличка «Закрыто», хотя еще нет семи. Странно. Обычно магазин работает до восьми или даже до девяти. Дергаю ручку двери. Дверь не поддается. Может быть, она поехала в Бостон, чтобы договориться с начальством насчет денег и амнистии? Ну же, Саманта, открывай! Угости меня хотя бы чашечкой чая!

Я открываю почтовый ящик и кричу в щель:

– Эй, есть тут кто‑нибудь?

Нет ответа.

Значит, она все‑таки уехала. Укатила в Мэн наблюдать за повадками птиц в естественных условиях или еще куда‑нибудь. Хорошо же она помогает несчастному, одинокому агенту, работающему под прикрытием и ежеминутно рискующему жизнью!

Еще одна дура‑баба.

– Эй, есть кто‑нибудь дома? – кричу я в последний раз.

Я уже собираюсь уйти, когда у подножия ведущей наверх лестницы появляется какая‑то тень.

– Добрый вечер. Кто это?! – кричу я.

Тень направляется ко мне.

Это Трахнутый.

– Привет. Что ты здесь делаешь?! – спрашиваю я.

Он открывает дверь.

– Нет, это я должен спросить, что ты здесь делаешь? – говорит он, направляя на меня пистолет полицейского образца с глушителем.

– Я... я хотел купить для Кит английского шоколада, – говорю я.

– Вот как? – с подозрением говорит он, закрывая за мной дверь.

– Ну да... – поясняю я. – Мы немного поссорились, вот я и...

– Разве ты не видел, что магазин закрыт? Зачем тебе понадобилось кричать в щель почтового ящика? Или ты всегда так делаешь?

– Нет, не всегда, просто хозяйка говорила, что она каждый день торгует до девяти, – объясняю я.

Лицо Трахнутого неподвижно‑холодно. Его глаза кажутся серыми, как гранит, из которого высекают надгробные плиты.

– Насколько близко ты знаком с хозяйкой? – спрашивает он лишенным эмоций голосом.

– Шеймас, Джеки и я были здесь вчера, да еще третьего дня Кит возила меня сюда за сливочным варенцом, – говорю я так спокойно, как только могу, потому что к этому моменту я уже понял: Трахнутый убил Саманту.