– Он умер? – спросил Джеки.

– Ничего подобного. От этого он не умрет. Не так ли, Шон, или как там тебя на самом деле?.. Я его только ранил, Джек.

– Отличный выстрел.

– Ага. И я чертовски рад, что не убил его. Предатель должен умирать медленно. Он еще тысячу раз пожалеет, что моя пуля не угодила в его гнилую башку!

– Не только предатель, но и лжец! – прорычал Джеки.

– Пожалуй, нам лучше перейти к делу, – сказал Трахнутый, и я с трудом повернулся, чтобы взглянуть на него. Его губы изогнулись в предвкушении, глаза лихорадочно блестели.

«Пожалуй», – хотел я сказать, но у меня оказался полный рот крови. Кровь была везде: в носу, во рту, даже, кажется, в ушах. Медленные, горячие струйки стекали по подбородку в вырез майки. Руки и ноги словно налились свинцом. Веки отяжелели. Глаза закрывались сами собой.

Сквозь шум в ушах я с трудом различал голоса.

– Ты подстрелил его, Трахнутый? – спросил подоспевший Джерри.

– Да.

– Он мертв?

– Нет, Джерри, очень даже жив.

– Что будем делать? В яму его?

– Конечно. Но сначала его надо допросить. Отнесем его в коптильню, к генеральскому сынку.

– Может быть, включим его в условия нашей сделки?

– Нет, Джеки, мы используем предателя в качестве наглядного примера, чтобы другим было неповадно шпионить за нами. Когда федералы его найдут, им станет ясно, что они совершили серьезную ошибку. Я хочу, чтобы они поняли – и все остальные тоже, – что мы не в игрушки играем.

Просто оставь меня здесь, Трахнутый. Ради всего святого!.. Я скоро умру, обещаю! Только оставь меня здесь!

– Хочешь, чтобы я оттащил его в коптильню?

– Да. У тебя, кажется, была веревка?..

Напуганные выстрелом птицы снова защебетали в листве. Кто‑то завязывал на моем бедре грубую веревочную петлю. Капли воды брызнули мне в лицо – это был долгожданный дождь. Частый холодный дождь из Квебека, с Гудзона или с Ньюфаундленда.

– Нет, Джек, не так. Здесь нужен скользящий узел. Дай‑ка мне...

– Я держу... Подними ему ноги, а я накину петлю.

– Лучше на шею, а не на ноги...

– Сделай, как он говорит. Надень петлю на шею.

Нет, не нужно! Зачем веревка? Просто брось меня здесь, Трахнутый. Оставь меня в этом лесу, и я умру. Дождь превратится в снег, и никто не найдет меня до марта, когда я оттаю, словно языческое приношение новой весне. А может быть, меня не найдут еще очень долго, пока от меня не останется ничего, кроме скелета, пары ботинок и прекрасно сохранившегося углеволоконного протеза.

– Смотрите, он шевелится, ползет куда‑то! Наверное, удрать хочет!

– Держи крепче веревку!

Я ползу? Куда? Все равно куда. На север, под прикрытие грозового фронта, дышащего близкой зимой. За реку Святого Лаврентия, за Оттаву и Капискау.

– Давай, Трахнутый, действуй.

Если я сумею ползти достаточно долго, то рано или поздно окажусь в стране медведей. Между этим местом и Северным полюсом вообще ничего нет, и я мог бы преодолеть это пространство незамеченным, потому что сейчас я тоже невидим.

Веревка натянулась, стиснула горло, и я перестал дышать.

– Тащить его, что ли?

– Нет, сначала его надо научить послушанию.

И на меня градом посыпались удары. Жестокие удары трех пар обутых в тяжелые башмаки ног. Неистовые, яростные и бессильные удары троих разочарованных и преданных мужчин.

По ногам, по ребрам, по голове и в пах. Я терпел их целую минуту, а потом без всяких усилий перенесся в другое место.

11. В коптильне

Бутылка может оказаться самой важной вещью на свете. Самая обычная, грязная бутылка из‑под кока‑колы, которая валяется на полу и которую никто не замечает.