|
Там, на стене. Погоди. Рой подошел к огромной двойной двери павильона. Я последовал за ним. Он открыл дверь. Мы выглянули наружу. Черный, украшенный искусной резьбой катафалк с прозрачными стеклами как раз уезжал прочь по аллее киностудии, мотор с прогоревшим глушителем страшно ревел. — Держу пари, я знаю, куда он поехал, — сказал Рой. 7 Мы объехали вокруг киностудии по Гауэр-стрит на потрепанном роевском «фордике» 1927 года выпуска. Мы не видели, как черный катафалк въехал на кладбище, но когда мы подкатили к воротам и остановились, похоронная машина как раз выезжала из аллеи между надгробиями. Минуя нас, катафалк вывез гроб на залитую ярким солнечным светом улицу. Мы повернули головы, провожая взглядом черный автомобиль, выезжающий из ворот с тихим шуршанием, почти неслышным, словно полярное дыхание арктических льдин. — В первый раз вижу, чтобы катафалк вывозил гроб с кладбища. Опоздали! Я обернулся и увидел хвост автомобиля, направлявшегося на восток, обратно в сторону киностудии. — Куда опоздали? — К твоему покойнику, идиот! Идем! Мы уже почти подошли к дальней стене кладбища, как Рой вдруг остановился. — Господи, это ж его могила. Я посмотрел туда же, куда смотрел Рой, — футах в десяти над нами на мраморе было выгравировано: ДЖ. Ч. АРБУТНОТ, 1884–1934 ПОКОЙСЯ С МИРОМ Это был один из тех похожих на древнегреческий храм склепов, где хоронят знаменитостей: запертая на замок чугунная решетка, а за ней массивная внутренняя дверь из дерева и бронзы. — Не мог же он сам выйти оттуда, а? — Нет, но что-то там было, на лестнице, и я узнал его лицо. А кто-то другой знал, что я это лицо узнаю, и позвал меня посмотреть. — Замолчи. Идем. Мы пошли по дорожке. — Гляди в оба. Мы ведь не хотим, чтобы нас застукали за этим глупым занятием. Мы подошли к стене. Разумеется, на ней ничего не было. — Я же говорил: даже если тело было здесь, мы опоздали, — вздохнул Рой и окинул взглядом стену. — Нет, посмотри-ка. Вон там. Я указал на вершину стены. На ней виднелись две отметины, словно что-то прислоняли к ее верхнему краю. — Лестница? — И еще здесь, внизу. Примерно в пяти футах, под соответствующим углом, у подножия стены в траве было два полудюймовых углубления от лестницы. — И здесь. Видишь? Я показал Рою продолговатую вмятину на траве, там, куда упало что-то тяжелое. — Так-так, — пробормотал Рой. — Похоже, Хеллоуин продолжается. Рой присел на траву и длинными костлявыми пальцами провел по отпечатку, оставленному тяжелым телом — всего двенадцать часов назад оно лежало здесь под холодным дождем. Я присел рядом с Роем, разглядывая продолговатое углубление, и вздрогнул. — Я… — начал было я, но осекся. Ибо между нами легла чья-то тень. — Добрый день! Над нами грозно возвышался дневной кладбищенский сторож. Я бросил на Роя быстрый взгляд. — Это та могила? Давно здесь не был. Это… Надгробная плита по соседству была засыпана листьями. Я смахнул пыль. Под нею оказалась полустертая надпись: «СМАЙТ. 1875–1929». — Это она! Дедушка, дорогой! — воскликнул Рой. — Бедняга. Умер от воспаления легких. — Рой помог мне смести оставшуюся пыль. — Я так любил его. Он… — А где ваши цветы? — спросил суровый голос над нами. |
