|
Рой кивнул, и наш «форд» медленно, как сонная муха, пополз за угол, подальше от посторонних глаз. — Гробы делают здесь, так что труп здесь. — Рой вылез из своей развалюхи, по очереди вытаскивая одну длинную ногу за другой. — Гроб вернули сюда, потому что он был изготовлен здесь. Идем, пока не появились индейцы! Вслед за ним я вошел в прохладную пещеру, где на стеллажах стояли предметы мебели эпохи Наполеона и трон Юлия Цезаря ждал своего хозяина, оставшегося в далеком прошлом. Я огляделся. «Ничто не умирает навсегда, — подумал я. — Все возвращается. Если захочешь, конечно. И где он прячется? Где он воскрес? Здесь, — думал я. — О да, это здесь. В головах мужчин, что приходят с готовым обедом навынос и выглядят как рабочие, а уходя, выглядят как мужья или идеальные любовники». А что же в промежутке? Построй пароход «Красавица Миссисипи»,[58] если хочешь швартоваться у причалов Нового Орлеана, или возведи колоннаду Бернини[59] на задворках. Или построй новый Эмпайр- стейт-билдинг, а потом создай огромную механическую обезьяну, которая сможет забраться на небоскреб. Твоя фантазия — для них чертеж, все они правнуки Микеланджело и да Винчи, отцы вчерашнего, сыновья будущего. И вот сейчас мой друг Рой, пригнувшись, нырнул в темную пещеру за ковбойским салуном и потащил меня за собой, пробираясь между спрятанных там фасадов Багдада и Верхнего Сандаски. Тишина. Все ушли обедать. Рой потянул носом воздух и тихо засмеялся. — Боже мой, да! Чувствуешь этот запах! Опилки! Из-за них я бегал с тобой в школьную столярку. И еще звук деревообрабатывающего станка. Сразу слышно: люди работают. У меня руки так и тряслись. Погляди-ка. — Рой остановился рядом с длинным стеклянным футляром и залюбовался. Там был фрегат «Баунти»[60] в миниатюре: двадцать дюймов в длину, — в полной оснастке он плыл по воображаемым морям два долгих века назад. — Ну же, давай, — тихо сказал Рой. — Потрогай. Я прикоснулся к фрегату, и меня охватил такой восторг, что я забыл, зачем мы пришли, и мне захотелось остаться здесь навсегда. Но Рой в конце концов оттащил меня прочь. — Ну что, счастливчик, — шепнул он мне, — выбирай какой хочешь. Перед нами в теплой полумгле раскинулся огромный склад гробов, простиравшийся на пятьдесят футов вглубь. — Зачем им столько? — спросил я, когда мы подошли ближе. — Чтобы похоронить всех дохлых индеек, которых наклепает киностудия до Дня благодарения. Мы подошли к траурному конвейеру. — Все твои, — сказал Рой. — Выбирай. — Наверху вряд ли. Слишком высоко. А люди ленивы. Поэтому… вот этот. Я пнул ботинком ближайший гроб. — Давай, — торопил Рой, подсмеиваясь над моей нерешительностью. — Открывай. — Нет, ты. Рой наклонился и попробовал поднять крышку. — Черт! Гроб был наглухо заколочен. Где-то послышался автомобильный гудок. Мы выглянули наружу. К нам по томбстоунской улице подъезжала машина. — Скорее! — Рой бросился к одному из столов, лихорадочно порылся в инструментах и нашел молоток и лом, чтобы вытащить гвозди. — Господибожемой, — прошептал я. Там, в ослепительных лучах полуденного солнца, поднимая пыль, во двор конюшни въезжал «роллс-ройс» Мэнни Либера. — Бежим отсюда! — Нет, пока не посмотрим… есть! Последний гвоздь отлетел прочь. |
