– И где они теперь?

– Хранятся в Фонде Инугами. В конце концов, когда Тамаё выйдет замуж за Киё, Такэ или Томо, реликвии перейдут к ее мужу. А сами реликвии – это маленькие золотые миниатюрки, размером чуть больше пяди каждая.

Фурудатэ продолжал, хмурясь:

– Так оно и есть – топор, цитра и хризантемы изначально принадлежали Дайни, и мне кажется, я понимаю, почему старик Инугами пожелал, чтобы по его смерти они вернулись к потомку Дайни. Однако все чрезвычайно усложнилось – теперь весь капитал и вся недвижимость Инугами связаны с этими предметами. Поневоле задаешься вопросом, благие ли вести оставил по себе Сахэй? – со вздохом пробормотал Фурудатэ.

Киндаити, раздумывая, проговорил:

– Понятно. Значит, есть звукосочетание топор – цитра – хризантемы – ёкикотокику , – а сами вещицы ничего не значат, лишь символизируют право наследования богатств Инугами.

– Вот именно. Реликвии позолочены, но это всего лишь накладное золото, так что стоят они совсем недорого. Значимость их в том, что они собой олицетворяют, – закивал головой Фурудатэ.

Однако теперь, оглядываясь назад, мы понимаем, что вывод этот был очень далек от истины, потому что топор‑цитра‑хризантемы – ёкикотокику  – сами эти слова впоследствии потрясут их своим ужасающим смыслом.

Ёкикотокику . Этот благоприятный девиз действительно помогал клану Инугами, пока Сахэй был жив. Защищал ли он его по‑прежнему своей силой теперь, когда старик умер? Нет, оглядываясь на все, что произошло, мы можем сказать, что он больше не защищал, но, напротив, теперь стал проклятием клана Инугами. Но даже наш проницательный Киндаити совершенно не сознавал этого, по крайней мере пока ряд кошмарных происшествий постепенно не открыл ему глаза.

– Кстати, какова вероятность того, что вы отыщете Сизуму Аонума?

– Не знаю. Еще до оглашения завещания я приказал искать его по всей стране, но пока что никаких следов мы не нашли. Даже если он благополучно вырос, кто же может знать, пережил ли он войну, которая только что закончилась?

Возможно, демоны преисподней были в проказливом настроении, но внезапно Киндаити поразила необыкновенная мысль. Смущенный явной смехотворностью своей идеи, он все же не мог выбросить ее из головы.

– Господин Фурудатэ, вы сказали, что Макака сирота, да? И одного возраста с Сизумой. Хорошо ли известна история семьи Макаки?

Услышав вопрос Киндаити, Фурудатэ выпучил глаза от ужаса. Некоторое время он смотрел на Киндаити, потом воскликнул:

– Что такое вы говорите, господин Киндаити? Вы хотите сказать, что Макака – это Сизума? Вот уж нелепость.

– Без сомнения, вы правы. Эта мысль промелькнула у меня в голове – только и всего. Нет, я с радостью беру назад свой вопрос. Сегодня я никак не могу сосредоточиться. Я просто подумал: а не мог ли Сахэй попросить мать Тамаё воспитать его незаконного ребенка? Но, разумеется, если бы это было так, кто‑нибудь об этом давным‑давно проведал бы.

– Вот именно. И потом, я не раз уже говорил вам – Сахэй был необычайно хорош собой. Кикуно тоже, хотя я никогда не встречался с ней, должна была быть хорошенькой, если учесть, что Сахэй потерял из‑за нее голову. Эти двое никак не могли произвести на свет столь уродливого ребенка, как Макака.