|
Когда он скрылся из виду, офицеры дали волю догадкам, подозрениям и злословию. – Видно, дело серьезное – старик ведь молился на него, а теперь очень встревожен. Да и в самом деле очень подозрительно – зачем это он переоделся перед самым нападением? – Чепуха! Все случилось гораздо раньше. Вы разве не слыхали, как старик говорил, что приказ явиться для объяснений пришел из Вашингтона вчера? Нет. – Офицер понизил голос. – Стренджвейс говорит, что он давно уже выдавал наши тайны какой то чертовой шпионке. Старая история с Марком Антонием! – Да да, припоминаю, – заметил кто то из младших офицеров. – Он и вправду все возился с какой то квартеронкой или мулаткой, отдавал приказ, чтобы ее не пускать. Конечно, приказы были для отвода глаз! Помню, как он увидел ее в первый раз: так и порывался все о ней разузнать. Майор Кертис рассмеялся. – Эта мулатка, Мартин, просто белая женщина, вымазалась жженой пробкой. Вчера она хотела пробраться через линию охраны и упала со стены, а может быть, и караульный стукнул ее прикладом по голове. Ну, ее принесли сюда. Доктор Симмонс начал смывать ей кровь с лица; пробка сошла, тут все и выяснилось. Брант это дело замял, а женщину спрятал в своей комнате. Говорят, во время атаки ей удалось скрыться. – Все это началось еще раньше, джентльмены, – авторитетно заявил адъютант. – Говорят, его жена была ярая конфедератка; еще четыре года назад в Калифорнии участвовала в заговоре, и из за этого ему пришлось уехать. А вспомните, как она снюхалась с этой мисс Фолкнер, он ведь и ей помог выбраться отсюда! – Томми, да ты ревнуешь! Она видела, что он у нас самый замечательный из всех, а ты не успел себя показать. Общий смех завершил это похвальное слово Бранту. Разговор о нем больше не возобновлялся, но когда лейтенант Мартин отошел, поджидавший невдалеке капрал взял под козырек. – Вы говорили, сэр, об этих мулатах, что шныряют туда сюда. Вы знаете, что сегодня утром генерал приказал выпустить одну мулатку из лагеря? – Да, слышал. – Ну, эта недалеко ушла. Это случилось, как раз когда они дали первый залп; мы отступили, и ей, должно быть, тоже досталось. Не пройдете ли по этой тропинке, сэр? Лейтенант неохотно последовал за ним. Когда они дошли до спуска в овраг, капрал указал на какой то предмет; издали казалось, что на терновом кусте висит просто кусок полосатого коленкора. – Это она, – сказал капрал. – Я узнаю это платье. Я как раз стоял на посту, когда она проходила. Санитары, которые подбирают наших, еще не добрались до нее. А она ни разу не шелохнулась за два часа. Хотите, спустимся и посмотрим ближе? Лейтенант стоял в нерешительности. Он был молод и не любил неприятных ощущений, которых можно было избежать. Лучше подождать: ведь санитары принесут ее наверх, тогда капрал его позовет. Туман надвигался из болот, окутав солнце, подобно золотистому ореолу. И в то время, как Кларенс Брант, уже забытый, уныло пробирался сквозь туман по дороге в Вашингтон, утешаясь мыслью о своей великой жертве, его жена, Элис Брант, ради которой он пошел на эту жертву, лежала в овраге мертвая и никому не нужная. И здесь, может быть, опять сказалась женская непоследовательность: она пала, сраженная пулями друзей, в одежде народа, к которому была так несправедлива. ЧАСТЬ III ГЛАВА I Палящее летнее солнце заходило над Вашингтоном, но даже в этот час на широких улицах, расходящихся, подобно лучам, от Капитолия, пекло нестерпимо. Мостовые раскалились добела, и пешеходы, укрывшиеся в скудной тени, не сразу отваживались переходить на перекрестках эту пышущую зноем Сахару. |
