И это я, который выиграл сражение!
Вокруг раздались иронические аплодисменты, а Хукер угрюмо осушил еще стакан, затем поднял руку, точно хотел показать, что не нуждается в одобрении.
– Я сказал, что меня взяли в плен, джентльмены, – продолжал он с горечью, – но это еще не все. Я добился свидания с Джонстоном, рассказал ему все, как было, и потребовал,
чтобы он обменял меня на какого нибудь генерала. Он говорит: «Убирайтесь к черту!» Тогда я написал командиру дивизии, как я спас положение у «Серебристых дубов», когда
удрал бригадный генерал. В ответ: «Убирайтесь к черту!» И так меня посылали к чертям все – от последнего унтер офицера до главнокомандующего, а когда меня обменяли
наконец, то обменяли – вы только послушайте, джентльмены! – на двух мулов и разбитый фургон!.. Но я здесь, джентльмены, и я ничуть не хуже, чем был там!
– Почему бы вам не обратиться к президенту? – с деланным участием спросил один из слушателей.
Мистер Хукер не принял этот совет всерьез и в знак несогласия сплюнул.
– Очень это поможет! – заметил он. – Но я собираюсь повидаться с человеком, который держит в кармане и президента и весь его кабинет. Это сенатор Бумпойнтер.
– Да, Бумпойнтер – большой человек, – подхватил тот же собеседник. В голосе его послышалось недоверие. – Вы разве с ним знакомы?
– Знаком ли? Еще бы! – Мистер Хукер презрительно рассмеялся. – Видите ли, джентльмены, я не из тех людей, которые пользуются семейными связями, но сенатор приходится мне
близким свойственником, – разъяснил он с мрачным воодушевлением, – со стороны жены.
Брант не стал слушать дальше. Хукер повернулся к стойке и дал ему долгожданную возможность скрыться. Что Хукер переменил фронт и выдумывает всякий вздор, его не удивляло:
ничего другого от Хукера нельзя было ждать, и хотя Кларенс не мог уже относиться к подобным выходкам с прежним добродушием и терпением, они не могли заслонить его более
серьезную тревогу. Одно стало ему ясно: Хукер не знает, что Элис была шпионкой в лагере, иначе он не удержался бы от соблазна драматически раздуть такой инцидент. А
упоминание о сенаторе Бумпойнтере, чудовищное в устах Хукера, навело Кларенса на странную мысль. Он уже слыхал, что Бумпойнтер пользуется огромным влиянием, и верил, что
Сюзи захочет и сможет помочь ему, Кларенсу (станет ли она помогать Хукеру – это другой вопрос). Через минуту он отбросил эту мысль и даже покраснел. До чего же низко он
пал, если это могло прийти ему в голову!
Кларенс уже раньше думал о том, что надо лично обратиться к президенту и конфиденциально поведать ему часть своей истории. Он слыхал много рассказов о сердечной доброте и
великодушии президента, но с этим соединялись – так гласили современные летописцы – насмешливость и резкая прямота, которые отпугивали Кларенса. Не посмотрит ли президент
на его жену как на обыкновенную шпионку, а на него самого только как на одну из многих безвольных жертв женской хитрости? И на фронте и в конгрессе ходили рассказы о том,
как этот беспощадный юморист при помощи подходящего анекдота или едкого примера может оскорбить самые нежные чувства или тончайшую поэзию наравне с ханжеской пуританской
моралью или эпикурейской этикой. Однажды Брант даже просил об аудиенции, но в назначенный час уклонился, так и не отважившись на исповедь при виде этих темных насмешливых
глаз, которые, как ему казалось, слишком снисходительно посмотрят на его дело. Бывал он и на общих приемах у президента, но тут ему претила вульгарная толпа, глазевшая на
этого человека, как на своего скомороха, и атмосфера пышности, учености и торжественности, которую сам президент нарушал с таким наслаждением. |