Не дожидаясь ответа, она помчалась по направлению к метеовышке.

– Было очень приятно… – донеслось до нее.

Ей тоже было приятно – она словно сбросила с себя какую‑то тяжесть. Поделом Темрику. Вот пусть и носит на руках такую… А какую – такую? Ведь красавица – лилейные кудри, фиалковые глаза, стебельковый стан.

И умница – «Перекрестки» ее вполне деловые, и как это говорится, «интеллектуально насыщенные». И тем не менее легко понять Кони…

Подъемник на вышку был отключен, пришлось карабкаться по ступенькам, и она таки опоздала.

К счастью, Гюрга здесь не было; возле экранов, настраиваясь на прием сразу с нескольких точек, суетились Шэд, Ян и Эрбо, которого Варвара недолюбливала за какую‑то барскую снисходительность. Со вчерашнего дня здесь распоряжался синебородый Шэд, но занимались все отнюдь не метеонаблюдениями.

– Станьте на монитор, как вчера, – коротко бросил Шэд, и Варвара с удивлением увидела, что передатчик находится где‑то над ними, километрах в десяти, если судить по экрану.

– Зонд? Да его же сейчас собьют!

– Ничего, ничего, – процедил Эрбо. – Высота с запасом, так что оснований для паники нет. Вчера же была репетиция – обошлось. А сегодня запустим форафилы.

Девушка беспомощно развела руками – слово было какое‑то знакомое, или казалось таким, но значения его не припоминалось.

– Я серая, – призналась она, – объяснили бы, а?

– Не огорчайтесь, этого еще в школах не проходят, – мягко проговорил Ян. – Форафилы – искусственно скомпонованные простейшие, движение которых можно задавать каким‑либо внешним сигналом.

– Звуковым, что ли? Левое плечо вперед, ать‑два?

– Нет, конечно. На зонде – лазер, мы вчера его туда всадили; емкость с форафилами уже на пирсе. Жаль, не догадались, надо было их вам показать, хотя бы в пробирке.

– Жаль…

Она не договорила – центральный экран ближней связи вспыхнул оранжевым и голубым – сигнал внимания, и сразу же на нем появилось озабоченное лицо Гюрга:

– Все готовы? – Его глаза придирчиво обежали все тесное помещение метеорубки, задержались на Варваре, пристроившейся в уголку на складном стуле. – Даю общую тревогу: всем, не занятым в эксперименте, – в укрытие. Движение прекратить.

Варвара знала, что в таких случаях включаются все приемные фоны – в жилых помещениях, лабораториях, на всех видах транспорта. Похоже, что негромкий голос командора звучит даже на новой площадке, и все‑таки у нее было ощущение, что все, что говорит сейчас Гюрг, предназначается только ей. Словно они работали вдвоем и никого больше.

– Барб, где аполины?

А вот теперь, когда он обратился непосредственно к ней, она вдруг запнулась, как первоклашка:

– Н‑не знаю… Их нет ни на одном экране. Утром в море их тоже не было.

Но командор уже отвернулся и что‑то переключал у себя на центральном пульте. Варвара догадывалась, что сейчас он находится в башенке‑скворечнике, прилепившейся на крыше среднего корпуса пляжной биолаборатории. Обычная работа, они будут что‑то делать, брать пробы и все такое, а ее забота – все подробнейшим образом снимать, камеры расположены в шести точках, есть и резервные; тут и здешние, стационарные, и привезенная «альбатросами» аппаратура с фантастической разрешающей способностью – к счастью, знакомая в обращении; так что же волноваться?

Все пока нормально.

«Не все», – подсказывало ей какое‑то шестое чувство. Она поерзала на своем стульчике, усилила четкость. Действительно, где же аполины? Ни на одном секторе монитора они не просматриваются.