Может быть, нам разрешат стать парой, и тогда… Разве ты не хочешь?
– Да, Катя, конечно…
– Тогда оставь эту противную планету, эти скучные машины, этот мерзкий холод…
Она повысила голос, и Ал зашипел:
– Тсс!
Рене повернулся на другой бок, пробурчав что‑то во сне.
– Ал, я ведь только ради тебя задержалась здесь так надолго. Ты не представляешь, какой ужас все это мне внушает. Ты только вообрази, как прекрасно все будет! Будем вместе играть с управляемыми на расстоянии автоматическими «развлекателями», парить в пластических пространствах, наслаждаться цветомузыкой и стереофоникой. Давай вместе откажемся от дальнейших попыток, а?
– Наберись терпения до окончания экспедиции! Катя, если бы ты могла понять!..
– Согласен ты отказаться ради меня? Не позже, не потом, а сейчас?!
Ал промолчал.
– Отказываешься? – настаивала Катя.
– Нет, – сказал он. – Но…
– Незачем продолжать. С меня довольно, – отрезала Катя, откатилась в спальном мешке в угол палатки и не произнесла более ни звука.
На другое утро их разбудили чуть свет. Кто‑то откинул полог палатки, и громкий голос протрубил:
– Эй вы, сони! А ну, поднимайтесь! Все на воздух!
Катя выскользнула из спального мешка, перепрыгнула через лежащих еще Ала и Рене и бросилась на грудь Дону.
– Привет, Катя! Ну что скажешь? Ал, Рене, сони вы эдакие!..
Ал протирал со сна глаза.
– Ты откуда взялся?
– Да вылезайте же вы, черти! – закричал Дон. Настроение у него было чудесное. – Ничего со мной не случилось!
Ал расстегнул мешок, выполз на четвереньках из палатки. Дружелюбно ткнул Дона кулаком в бок. Ссора была мгновенно забыта.
– Рассказывай же!
Рене тоже присоединился к ним.
– Значит, так, – начал Дон, – когда я хотел перебежать дорожку конвейера, на меня накатили огромные грабли и спихнули меня в некое подобие бокового входа. Это мало чем отличалось от позавчерашней вечерней проверки. Несколько раз меня останавливали – просвечивали, опрыскивали, обдували пузырьками и все в таком роде. Потом меня понесло вниз, по скользкой наклонной плоскости. Я был чистой воды теннисным мячиком, меня вертело так и сяк, потом швырнуло в какую‑то воронку, дальше последовало путешествие по прыгающей поверхности, подбрасывало так, что желудок подскакивал до горла. А под конец меня что‑то приподняло и бросило вниз. Приземлился я на мягкую, податливую ткань, меня плавно спустило по спирали. Сеть распуталась, и я оказался на свободе. Вот и все!
– А что ты…
Рене оборвал себя на полуслове, но остальные поняли, о чем он хотел спросить и что Дон пытался скрыть за напускным весельем: где он пропадал все остальное время? Отставать от группы во время совместных походов было грубым нарушением правил, тем более отсутствовать целую ночь. И не случайно же у Дона такое прекрасное настроение и отдохнувший вид. Но они вспомнили, что и сами не во всех случаях вели себя строго по правилам. Извинение было одно: это приключение явилось чем‑то из ряда вон выходящим. Ужасные крики Дона еще звучали в ушах, и они промолчали.
– Вы молчите! – воскликнул Дон с упреком. – Разве это не невероятно? Как вы это объясните?
– Кое‑что вовсе не столь таинственно, – сказал Рене. – Похоже, мы имеем дело с установкой для расщепления атома, с чем‑то вроде преобразователя материи. Говоря упрощенно, действует установка так: в начале в нее что‑то загружается, а в конце появляется вновь, но в форме, заранее заданной.
– Очень практично, – заметил Дон.
– Собственно, преобразование материи начинается в атомном реакторе. |